Все хорошо

И да, он клюнул. Должно быть, мое присутствие в колледже показалось ему достаточно соблазнительным и многообещающим. Всего-то и пришлось подпустить в голос кротости – этому фокусу я научилась, когда играла Елену (или Белоснежку?). И представить себя чуть более глупенькой, беспомощной и сговорчивой, чем на самом деле.

«Но почему такая женщина, как вы, хочет преподавать в нашем колледже?» – спросил он меня под конец. И в тот момент я впервые за все время смешалась. Улыбка сползла с моего лица. На лбу выступил пот. Мне хотелось ответить: «Потому что мои мечты погибли. Потому что для меня это начало конца».

Но я взяла себя в руки и изобразила задумчивость. Уставилась на декана, таращившегося на меня в ожидании. С уродливой бетонной стены за его спиной на меня мрачно глядел циферблат часов.

«Театр столько дал мне, – наконец, выговорила я с улыбкой, – что я просто обязана отплатить ему, чем могу».

И вот тут он улыбнулся. И купился. Я и сама купилась. Купилась на свою собственную ложь, несмотря на то, что правда так и зудела внутри. Любой поверил бы, что я отчаянно жажду получить эту работу.

На том собеседовании я сыграла свою лучшую роль за последние годы.

Но теперь, конечно, все изменилось. Теперь декан видит, насколько я на самом деле беспомощна. Видит, что внутри у меня все умерло, а мое почти отказавшее тело вихляется в бесформенном мешковатом платье. Видит седые волосы, которые я не пытаюсь закрасить. Видит яркую помаду, так нелепо смотрящуюся на измученном лице. И новые, порожденные безысходностью морщины, и бледное отчаявшееся лицо, и лоб, вечно нахмуренный от необходимости объясняться с врачами, от попыток выдрать у них – Марка, Люка, Тодда и Джона – хоть какой-то прямой ответ. «Скажите хоть что-нибудь, черт вас возьми! Это соматика? Или какое-то механическое повреждение? Или неврология?»

«Возможно, то и другое», – всегда тянет Марк, загородившись от меня сцепленными руками.

– Миранда, мы не диктуем вам, как себя вести, – снова заверяет декан.

– Мы просто просим вас подумать, – добавляет Начес.

– Серьезно подумать, – вставляет Бабочка.

– И переключиться на другую пьесу.

– На «Макбета».

Тут декан снова игриво мне подмигивает. Упс!

– В общем, поразмыслите обо всем хорошенько, идет, Миранда? Удачи!

– В театре «Удачи!» не говорят, – замечает Бабочка, бросая в рот мятную конфетку.

– Правда? – изумляется декан, любознательно тараща глаза.

«Глядите, глядите, я всегда открыт новым знаниям!»

– Никогда, – подтверждает Бабочка, между зубами его поблескивают бело-зеленые обломки леденца. – Там говорят: «Желаю сломать ногу!»

– Ах, да, точно-точно. Что ж, желаю вам сломать ногу, Миранда. Хотя погодите-ка, может, вам уже не актуально? Ха-ха-ха-ха-ха-ха. Оу.

Глава 8

– Спасибо, что согласились принять меня без предварительной договоренности, – шепчу я в темноте Джону.

Джону – воплощению милосердия. Джону – мастеру волшебных прикосновений. Моей последней надежде, моему тайному доктору. Доктору без лицензии. Принимающему пациентов подпольно. Я стою перед ним в его пыльном полутемном гараже, низко склонив голову и сжимая в кулаке снятые в банкомате наличные. Возвращение блудного сына.

Я приехала сюда прямо со встречи с деканом. Позвонила Джону с дороги и заявила: «Я еду к вам! Надеюсь, вы не против».

К счастью, Джон никогда не против.

– Не волнуйтесь, Миранда, – говорит он. – Правда, по телику шел матч, но ничего, я поставил его на запись. Так что не волнуйтесь.

Я киваю испещренному трещинами полу и снежно-белым кроссовкам, носки которых терпеливо смотрят на меня. И шепчу:

– Спасибо. Огромное спасибо.

А потом приваливаюсь к колченогому массажному столу, не в силах ни стоять, ни сидеть, ни смотреть Джону в глаза. Он, должно быть, в растерянности. Что ж, это понятно. Я давненько к нему не заглядывала. На небольшом столе между нами стоит гигантская бутыль лосьона, который – если все пойдет хорошо – Джон вскоре плеснет на свои крупные, поросшие волосками руки и примется ласкать ими мое скрюченное тело. Я же, уткнувшись лицом в пончикообразную дыру, буду тихонечко подвывать. Но произойдет это не сразу. Сначала я должна объясниться. Почему я так давно не показывалась на глаза? Отчего исчезла так внезапно? Он ничего не понимает, ведь дела у нас пошли на лад. «Миранда, мы ведь с вами неплохо продвинулись, правда?»

– Правда, – шепчу я. – Так все и было.

И сильнее наваливаюсь на массажный стол. Но просто взять и лечь на него у меня не хватает смелости. Джон должен дать мне разрешение. Но он этого не сделает. Сначала он проведет осмотр. Это самая болезненная часть приема. Но мне придется ее выдержать. Джон задумчиво морщит лоб.