Все хорошо

И мне вдруг кажется, что жалуюсь я, сидя перед трельяжем. И из каждого зеркала мне кивает мужчина в черном костюме. «Говорите же, говорите».

Непримечательный по-прежнему улыбается, рассматривая сплетенную пауком сеть.

– Нет, вы только представьте! Игрушечный меч. Бутафорская кровь. Ведьмы.

Толстяк глухо посмеивается.

– Давненько я уже страшной ведьмы не встречал. Такой, чтоб взаправду испугаться. А вы, мисс Фитч?

Я окидываю всех троих взглядом. Они ждут моего ответа, и тени их постепенно удлиняются. В кармане Непримечательного алым цветком горит носовой платок. Толстяк смотрит на меня своими желтыми глазами сквозь свесившиеся на лицо желтые вихры. Даже Красавчик теперь развернулся ко мне своим четким профилем. «Тик-так. Тик-так».

– Нет, – отвечаю я.

А они смеются.

– А драматизм, мисс Фитч? Они ведь все погубят! Да и Бриана на роль Леди М не годится, верно?

– Никак не годится, – соглашаюсь я.

– Из нее и Елена-то не очень.

– Но откуда?..

– Что ж тут удивительного, мисс Фитч, – кажется, он сейчас расплачется, – что у вас разболелась спина? Что ж тут удивительного, что с вами явно что-то неладно?

– Все уничтожено, все, – причитает Толстяк, прикрыв глаза. – Счет, кости, душа.

– Счет, кости, душа, – к собственному удивлению, повторяю я. – Все уничтожено, все.

Голос мой срывается. И зеркало разбивается вдребезги.

– Просто чудо, что вас все это окончательно не сломило.

– Чудо, – шепчу я, разглядывая осколки. – Чудо.

– Но дело в том, мисс Фитч, что боль не обязательно должна оставаться на одном месте. Она может переключаться. Легко! Вы даже не представляете, насколько легко. Она способна переселяться из дома в дом, из тела в тело. Вы можете избавиться от своей боли, мисс Фитч, передать ее дальше. По частям.

– Передать? – повторяю я.

– Тем, кому она, возможно, необходима, – поясняет Непримечательный.

– Тем, кто ее жаждет. Тем, кто, может, в итоге вам даже спасибо скажет, – вторит Толстяк. Теперь он смотрит на меня в упор.

– Именно. Как это делается в театре. В конце концов, весь мир театр, верно ведь?

– Вот оно, вот оно.

Непримечательный оборачивается ко мне.

– Знаете, чего бы мне хотелось? Показать вам фокус. Любите фокусы, мисс Фитч?

Нет-нет, соглашаться никак нельзя. Эти трое явно что-то замышляют. Нужно уходить. Сейчас же. Беги отсюда и никогда не возвращайся!

– Люблю, – шепчу я.

– Думаю, вам очень понравится мой фокус. Ведь вы служите театру. А мой фокус – он как раз такой, театральный.

Толстяк хохочет и снова заходится кашлем. Лицо его краснеет, на щеках вздуваются жилы.

«Он же сейчас умрет», – думаю я. Его с минуты на минуту кондратий хватит.

– Хотите, покажу?

«Беги, – твержу я себе. – Забудь, что пьяна, садись в машину. И умри в одиночестве в своей темной комнате».

– Покажите.

Внезапно толстяк хватает меня за запястье. И в то же мгновение голубое небо у меня внутри меркнет. На грудь наваливается невероятная тяжесть. Спинной мозг вспыхивает огнем. Я не могу дышать. Не могу произнести ни слова. Щека моя прижата к холодным половицам. А рядом притоптывают три пары начищенных черных ботинок, острые носки которых смотрят прямо на меня. Выстукивают они что-то знакомое. Это мелодия. Да, теперь я ее слышу. Мелодия из старого фильма. Пол подо мной дрожит. Что происходит? Что все это значит? Я хочу встать, но тело меня не слушается.

Боль испепеляет меня, не дает шевельнуться, она – железная дева, колья, пригвоздившие меня к полу. Словно в тумане, я вижу ярко освещенную сцену. И микрофон, увитый искусственными розами и гирляндами. К нему не спеша движутся ноги в брюках и остроносых черных ботинках. А из динамиков раздается голос:

– Итак, наш первый номер! Странная Братия!

Хочется спросить: «Кто это?» Но от одной мысли о том, чтобы открыть рот, мне становится больно, как никогда раньше. «А ты думала, будто знаешь, что такое боль? – произносит голосок у меня внутри. – Кричала: «Волк! Волк!» Ну так вот он, волк!» И в горло мне вонзаются острые клыки, тело рвут когти.

Музыка играет все громче, окутывает меня со всех сторон.

Скрипки.

Рожки.

И барабаны, барабаны.

Я точно знаю эту песню. Я уже ее где-то слышала. Но где?