Все, кого мы убили. Книга 2

– Люди, которые копировали эту книгу, живы и прекрасно чувствуют себя по сей день. Откуда вам известно, что прежний хранитель умер от чтения той самой рукописи, а не от другой? Или от яда, который подсыпали ему по иному делу?

– А откуда известно вам, что люди копировали нечто в библиотеке? А если и копировали, то не другую ли книгу?

– Я не могу утверждать сего с научной определённостью, но множественные признаки указывают на то не без оснований.

– Может, они оставили записку и зеркало, дабы сбить с толку тех, кто пойдёт следом?

Полагая это чрезмерно коварным для прямого и нелицеприятного Дашкова, я так и сказал, на что он ответил, что исполнители приказа редко знают, какова цель их действий. Дашков мог действовать слепо – точно исполняя чьи-то подробные инструкции и до сей поры пребывать в убеждённости, что… – тут он помедлил; глаза его то опускались на стол, то поднимались к моим, а потом он с брезгливой решительностью переложил кошелёк в свой карман, – подложенные ими в рукопись листы совершенно безопасны!

– Подложенные листы? – едва не вскричал я.

– Они подложили шесть листов, и тот, кто прочитает их с зеркалом – умрёт в муках, – закончил он. Поднятая ладонь его предрешила мой вопрос. – Первое известно из описи. Второе моя догадка. Знаете, что есть эта книга?

– Сочинение Митридата?

– Совокупность отдельных листов, частично на неизвестных языках, а частично состоящая из магических сочетаний известных знаков. Она не переплетена, но количество этих листов известно точно. Опись, делавшаяся прежним хранителем вскоре после отбытия визитёров, отличается от прошлой на шесть листов, и объяснить это он не сумел, после чего, как видно, принялся исследовать дело подробно. Сие его и сгубило. Впрочем, оставляю вам выбор, верить моим рассуждениям, кои осмысливал я не один год, или пренебречь ими. А теперь прощайте, и не обращайтесь ко мне более за сим вопросом. Власть моя над той частью хранилища близится к концу.

Словно давая время одуматься, тихие ветра толкали меня по Архипелагу от острова к острову в неведомое будущее.

Десятка два вполне безопасных листков «Одесского Вестника», пожертвованные мне в посольстве, должны были развлечь меня в пути новыми и старыми вестями с родины. Первый же принёс мне разочарование и боль, сменившуюся страхом. Я с трудом мог заставить себя перечитать несколько главных строк длинного некролога, уведомлявших о том, что градоначальник Керчь-Еникальский Иван Алексеевич Стемпковский, скончался скоропостижно в декабре минувшего года от чахотки и похоронен в часовне на вершине горы Митридат, где раскопанная им Пантикапея. Ужас заставил меня метаться по тесной палубе как в клетке, стоило мне осознать, что был он лишь сорока трёх лет. Выходило, что пытался спасти я от смерти – не напрасно провидя это – почившего уже человека.

А знал ли о судьбе несчастного Стемпковского Себастьяни, когда я торговался с ним? Если нет, то по вскрытию сего факта справедливо обвинит он меня в грязном обмане. Если да, то всё одно – обвинит, притворившись недостаточно осведомлённым в момент сделки. Кстати, почему на моё предложение написать сопроводительное письмо к Ивану Алексеевичу ответил он насмешливым отказом? Знал, наверняка знал, не мог не знать, ведь Стемпковский – персона не последняя. Но тогда почему пошёл на сделку? И теперь я тоже мог не сомневаться: встречи с ним мне лучше избегать, слишком неопределённым может стать её итог.

Всё запуталось донельзя: то, что видел я исходом, оказалось лишь полустанком на пути жизни. На Родосе сделал я остановку, налево была Яффа, прямо – Египет. Мне требовался совет, и никто, кроме доброго друга Серапиона, не мог утишить моих волнений.

15. Лавра

– Вы так скоро покинули меня, что я испугался, не обидел ли чем вас? – первым делом поинтересовался он ещё издали.

– И оказались недалёки от истины, – с радостью обнял я его троекратно, – впрочем, я хотел лишь расспросить одного человека в Каире и тотчас вернуться к вам, да судьба распорядилась иначе.

Едва только мы разомкнули объятия, он повёл меня в пустую трапезную и первым делом дал напиться прекрасной воды, а после поставил предо мною большой кусок пирога. На мой рассказ он поначалу лишь качал головой, но после заметил я, что какая-то дума отразилась на его челе. Он однако терпеливо выслушал, прежде чем спросить:

– В прошлый раз вы приезжали не один, а в сопровождении некоего человека. Он и нынче с вами?

– Прохор Хлебников, мой… помощник, он остался в Египте с поручениями, – удивился я такому началу, и не сразу понял даже, о ком он вопрошает, ибо мысли мои целиком занимали фигуры иные.

Серапион покивал, помолчал и вдруг спросил:

– Он странный, сей ваш помощник, вы не находите?