Все, кого мы убили. Книга 2

– Нахожу, иначе не позвал бы его с собой прочь из Одессы, – скрывая раздражение за долгой работой челюстей, согласился я, ибо не терплю, когда кто-то вмешивается в дела, кои почитаю целиком за свои. – Талантливый малый, сметлив и отважен. Предан, но без подобострастия, всегда под рукой, но не назойлив. Неразговорчив, но уж если скажет что – задумаешься. Я ведь его кучером встретил, когда от нашего каравана отбился к Прозоровскому. – Вкратце пересказав историю нашего знакомства, я особенно упомянул, как выручал меня Прохор у князя. Мне казалось, рассказ должен позабавить собеседника, но монах только чуть натужно улыбнулся.

– Весьма сметлив, – кивнул Серапион. – Простите, что невольно заставил вас объясняться. Да вот причина: он приезжал к нам сюда зимой, с какими-то немцами.

– На жизнь зарабатывал проводником, пока я в остроге обретался. Должно, вспомнил ямщицкую долю.

– Проводником! – всплеснул руками он. – Да как бы не так. Я не мог в толк взять поначалу, кто у них за главного. Он всем умело распоряжался, да я и не подал вида, что тут что-то неладно, ведь полагал его за вашего сотрудника.

– Ну, с некоторых пор то недалеко от истины, – подтвердил я.

– Он упрямо добивался библиотеки, но не столько для своих спутников, сколько для себя, а после пытался утаить найденный там пергамент.

– Украсть? – удивился я, ибо хотя хитростью Прохор мог дать фору любому, но на руку всегда оставался чист.

– Ну, в этом я его не смею обвинять, – поспешил успокоить он, чуть смешавшись. – Видите ли, Алексей Петрович, в здешних обителях библиотечное дело поставлено из рук вон. Я вызвался присматривать за хранилищем после того случая. Да что говорить, пойдёмте, лучше взгляните сами, – Серапион показал рукой и встал, мне ничего не оставалось, как не слишком охотно последовать за ним. – Он прятал манускрипты под рубаху, а когда я застал его за этим, то объяснил, что желал только вынести их из библиотеки, чтобы изучить с коллегами тут же, в монастыре, в более удобном месте. И тем оправдался, ибо в самом деле работать там невозможно.

– Что ж, грустная история ваша лишь подтверждает предположения, заронённые ещё Муравьёвым, – ответил я. – Все получают задание отыскать какой-либо документ или книгу, мой Прохор, видать, не оказался исключением из общего правила. Он сносился со своим братом в Константинополе, дабы через него подать весть обо мне в посольство, вот, верно, и получил распоряжение, как до него какой-нибудь купец Коробейников. А до денег он весьма охоч, так что уговорить его нетрудно. Это огорчает меня, но не тревожит, ибо любая определённость лучше неведения.

Когда мы взошли на верхушку башни, где сохраняется библиотека Саввинской Лавры, отворили нам сырую и тёмную комнатку, в которой узенькая бойница заменяла окно; по двум стенам шкафы, и в них как попало стояли книги, на полу же – кипа растрёпанных бумаг. Я заглянул в этот хлам и увидел много пергаментов.

– Как и в наших монастырях, – проговорил я с трудом, ибо и дышать в пыльном и затхлом воздухе полной грудью не мог. – Так что видал я и похуже.

– До того, как я приступил к разбору, было и похуже, – махнул он. – Да спешить нельзя – иные папирусы в руках рассыпаются. И представьте себе, рукописи жгут, как только их уж нельзя использовать по назначению, но, по счастью, в прежние времена работали на совесть, так что доныне тут пользуются книгами, коим много сотен лет. Вот и ваш этот Хлебников… не знаю, отыскал ли что хотел, но взялся спасти какой-то кодекс. Да только я остановил его… О вашей же судьбе он и вовсе промолчал.

Когда я поднял глаза, то обнаружил его пристально смотрящим на меня в ожидании ответа, но как вопроса он так и не задал, то я счёл благоразумным сменить беседу.

– Помните, как митрополит Евгений обнаружил древнейшую русскую грамоту, жалованную князем Мстиславом Юрьеву монастырю ещё в XII веке? Будучи новоназначенным главой епархии, поехал в ту обитель, а тем временем заранее предупреждённый о визите викария игумен спешно приводил в порядок вверенное ему хозяйство. Так митрополит встретил воз, вёзший навстречу ему разный сор топить в Волхове. Собственноручно откинув с него рогожу, он обнаружил старинные рукописные книги и пергаменты, среди которых и оказалась та грамота, и ещё немало манускриптов даже и одиннадцатого века.

– Та старинная история мне ведома.

– Вам ведома она, поскольку стала знаменитой, но сколько таких историй случилось и в мои годы, когда путешествовали мы со Строевым или Калайдовичем.

– Полагаете, что ваш коллега беспокоился о том, что рукописи могут быть уничтожены?

Серапион никак не желал оставить русло заданного им разговора.

– Нет, возможно, хотел выслужиться передо мной, – ответил я несколько принуждённо, чем, без сомнения, доставил своему собеседнику ощутимое неудобство. – Видите ли, после каждого подвига мой личный Геракл получает солидную прибавку к жалованию. Ныне оно у него приближается к генеральскому. Ну, так где же те архивы, что обеспокоили моего секретаря?