Все, кого мы убили. Книга 2

Перед отплытием генерал Муравьёв рассказал мне о Джузеппе Ачерби, австрийском консуле, прямом неуживчивом человеке, резко высказывавшем свои взгляды на положение вещей, схожими с нашим пониманием. Более учёный, известный описанием путешествия к северным пределам Норвегии, и ревностный помощник Шампольона, нежели дипломат, он мог дать честную картину происходящего при дворе паши и ввести в круг приближенных. Мне казалось весьма с руки расспросить его о науке, имея самому рассказать многое о состоянии дел в Сирии, благо теперь занимался он кабинетными изысканиями о Египте и окрестностях.

Пять дней пути при попутном ветре пролетели в тягостных размышлениях, перемежавшихся беззаботным отдыхом и дегустациями дарданелльских вин, коими изобиловал трюм нашего судна. Наконец открылась нам Александрия.

В сём месте берега Африки представляют совершенную пустыню, без всякого возвышения и произрастения. Въезд в главный военный, западный порт города затруднён рядом подводных камней, в бурную погоду отмечаемых белыми бурунами. Тут отделилась от берега шлюпка с треугольными парусами – в ней плыли арабские лоцманы, они быстро к нам приблизились, и едва мы успели оглянуться, как они выпрыгнули подобно корсарам из ладьи и явились уже на вантах нашего корабля. Их чалмоносный капитан, с трубкой в руках расположился возле рулевого и принял начальство над бригом.

Лоцман провёл нас мимо отмелей и ввёл в гавань, полную военных и купеческих судов. Проплывая мимо цитаделей мятежника с развевающимися турецкими флагами, судно наше салютовало паше, в ответ прозвучали пушки из крепости. Мы бросили якорь несколько в стороне от всего египетского флота, тут стоявшего. Арабская буйная музыка гремела на эскадре, и беспрестанные транспорты матросов то приставали, то отваливали. В порту было много купеческих судов всех наций, одно военное французское судно небольшого ранга и присланный из Тулона пароход «Луксор», названный так по Луксорскому обелиску, который он должен был отвезти во Францию.

На берег переехали мы на плоскодонках и очутились на пристани, усеянной арабами, похожими на чертенят ребятишками in naturalibus, и похожими на мумии женщинами с блестевшими поверх чадры глазами.

Я ожидал видеть город, но чем более погружался в изгибы или ущелья Александрии, тем более искал её, и только выйдя на площадь Франков, которая состоит из линии хороших домов европейских консулов, я увидел, что имя города можно приписать единственно этой площади, части старой гавани и нескольким казённым домам, обращённым на новую гавань. Теперь только понял я ещё одну причину, почему генерал Муравьёв не покидал фрегата: эта бесплодная пустыня и этот уничижённый род человеческий ничем не напоминали блистательную столицу Птолемеев из басней Плутарха или Плиния.

С одним попутчиком, секретарём австрийского интернунция (ибо держава сия не имеет послов в Константинополе по всегдашнему обычаю заключать с Диваном лишь перемирия), условились о том, что тот представит меня Ачерби. А поскольку договорились мы, что подыщут мне и жильё при их консульстве, то перво-наперво отправились мы в дом этого учёного мужа. Я был рад, что дело удалось решить так удачно: подданные нашей наименее ветреной союзницы не столь ревностно станут следить за моими манёврами, коих, весьма подозрительных, у меня намечалось немало, и можно с ужасом и смехом представить себе попытки уяснить себе попеременное общение новоприбывшего русского со столь разными персонами как правитель Египта Мегемет Али, Прохор Хлебников и Жан-Луи Карно (под маской неуловимого незнакомца). Впрочем, нахождение последнего мне казалось задачей почти непосильной, и все надежды на его поиски возлагал я на бывалого своего секретаря.

В богатой библиотеке итальянца, на которую мог я лишь завистливо облизываться, мы вели беседу, чуждую политических дел и ставшую для меня занимательной по обширным и основательным познаниям хозяина.

– Россетти? – спросил Ачерби, когда, наконец, мы удалились в курительную, ибо хозяин берёг книжные сокровища от губительного влияния табака. – Который из двух?

– Тосканский консул, что метит в русские.

– Он не вполне тот, за кого себя выдаёт. Кроме того, его благосостояние не соразлучно могуществу Мегемета Али.

Рубиновое вино его родины заискрилось в начищенных серебряных фужерах.

– Он не консул или не тосканский?

– То и другое, – нахмурился Ачерби, – но этим не исчерпывается.

– А другой? – осторожно спросил я.

– Тоже.

– Они выдают себя за гостеприимных людей. Помогают русским. Мне рекомендовал эти качества… – я едва не проговорился о генерале, – один друг в Бейруте. Это пока всё, что мне нужно, – беспрерывно петлял я, стараясь не слишком забегать правдой за ложь в попытке выведать у него больше сведений. – О них хорошо отзываются.

– В Африке. Не в Австрии, – разговор сей, кажется, начинал тяготить его, но не из опасений, а лишь по увлечённости любимой наукой, о которой рассуждал он не в пример пространнее. Я постановил себе поскорее покончить с таким течением беседы и вернуться к древней истории.