Все, кого мы убили. Книга 2

Но всё обстояло иначе. На другой день после свидания с Себастьяни я известил его о том, что смогу, возможно, подсобить им в поимке Этьена Голуа, если только назначат они двоих или троих крепких соглядатаев следить за мною в моих похождениях по Александрии. Голуа, если он в городе, не преминет выследить меня, они же поймают его на меня как наживку. Гулять по людным улицам было немыслимо для исполнения сей задачи, посему, потолкавшись немного для вида на рынках и купив прочной бечёвки, я потихоньку направился на берег, где в отдалении высилась древняя колонна. Верёвку я купил на случай, если придётся мне схватиться с Голуа и усыпить его раствором Либиха, которым разжился у людей Россетти, дабы связать его до прибытия подмоги. Такое поведение моё не могло вызвать подозрения, потому как европейцы словно мухи слетались отовсюду на сию примечательность, и уже вскоре на дороге среди букетов пальм заметил я за собой человека в восточном костюме, но европейской упитанности и походки. Седая и длинная борода его имела без сомнения рукотворное происхождение, потому как он неуклюже управлялся на ветру с этим предметом, как не обращаются с частью тела. По всему выходило, что враг мой клюнул на незамысловатую хитрость. В толпе англичан приближаться ко мне ему показалось не с руки, и он присел чуть в отдалении, ожидая окончания нашего предприятия, я же ни малейшим намёком не подавал вида, что узнал его.

Уже первый из англичан достиг вершины и призывал менее решительных восходителей присоединиться к распитию его бутылки, когда трое наёмников Себастьяни по всем правилам военного искусства окружили фальшивого старика с разных сторон, оставив открытой лишь мою, полагая наивно, что я окажу им содействие, чего, конечно, желал я избегнуть.

Опытный волк, к моей досаде, всё же почувствовал угрозу чуть загодя, направив быстрые шаги в сторону, где я, следя за ним краем глаза, перебирал свои верёвки. Я, вздохнув, нехотя сунул руку за пазуху, нащупал рукоять пистолета, и готовился уже взвести курок, но он остановился от меня, не дойдя трёх шагов.

– Послушайте, Рытин, – негромко сказал он по-русски, следя, чтобы слова его долетели до меня одного. – Я имею нечто сказать вам.

– Сдаётся, у вас мало времени, – ответил я.

– Зато у вас будет несколько недель, чтобы освободить меня и услышать после то, что вас интересует. Обещаю, жалеть вам не придётся.

Подоспевшим молодцам не пришлось применять силу, ибо Голуа согласился следовать с ними по доброй воле, да и они не горели желанием учинять скандал на виду у излюбленных своих соперников. Думать, что Этьен тайно выслеживал меня, чтобы высказать своё странное предложение, я никак не мог, значит, он изменил решение только что, полагая сопротивление бесполезным. Но что вело его ко мне? Желание отомстить за подделку, или выяснить, что оказалось в его руках? Я размышлял так, пока один из островитян не обратился ко мне с предложением начать восхождение, чему я с удовольствием и предался. Спустя пять нелёгких минут я уже восседал, свесив ноги с капители исполинского столпа. Бутылка крепкого виски оказалась как нельзя кстати, ибо мне теперь требовалась подзорная труба и твёрдость рук, дрожь которых как нельзя лучше помогли утишить пять больших глотков. Трубу я одолжил у другого восходителя, который помогал подняться остальным, подтягивая верёвки, коими те обвязывали себя на случай падения. Радужный круг окуляра в десять минут довёл скромную процессию во главе с Голуа до французского консульства.

Теперь я знал, чего ради нужно мне посетить завтрашний бал.

Обложенный по стенам бочонками и шкафами, полными бутылок, обширный подвал консульства использовался и для содержания неугодных перед их отправкой во Францию или для наказания провинившихся. Несколько ниш, забранных решётками, пустовали, и лишь в самом отдалении моей свече ответила какая-то лучина.

– Голуа! Это вы?

Свеча очертила дугу, которую я принял за сардоническую улыбку этого всегда малоприветливого человека.

– Говорите, что вы хотели, – недовольно сказал я по-французски, пробравшись к нему и дважды ударившись о балки потолка.

– Только когда вытащите меня отсюда, – ответил он на моем родном языке, и после объяснил: – здесь может содержаться ещё кто-то, или пуще того, нас подслушивают через отдушину.

– Здесь ничего нет, кроме вас и вин, даже охраны. А вы подозрительны, Голуа.

– Да, ведь я поступил бы так же. Дал вам войти и подслушал бы наш разговор. Вы не боитесь, что вас тут поймают?

– Я предупредил кого следует, – солгал я. – Кроме того, Себастьяни почитает меня за честного шпиона, который видит в вас своего заклятого врага. Он знает, что у нас свои счёты, и простит мне в отношении вас что угодно. О нашей вражде вы сами позаботились сообщить своим начальникам. Но он ошибся дважды. Шпионом я никогда не был, а лгуном сделали меня вы.

– Тише же! Двигайтесь ближе и говорите шёпотом. Я опасаюсь, что кого-то привлекут как переводчика. Русские ещё есть на балу?

– Оба в подвале. Танцуют словесный менуэт. Желаете бургонского? Недурное.