Все леди делают это

«Ладно, потом попрошу Зосю Павловну выкинуть, — решила она и поймала себя на мысли, что рада отсутствию экономки — сегодня у нее выходной. У Олега суточное дежурство, верный оруженосец отправлен домой. — Неплохо ты обставилась, старушка», — съехидничала Алла в свой адрес.

Сэр Персиваль путался под ногами и просился на руки. Чтобы не обижать любимца, она подхватила его здоровой рукой, немного подержала и отпустила, укорив:

— Персюха, имей совесть, ты уже тяжелый, и тебя, и гитару мне не унести.

Тот посмотрел на нее с немым упреком, мол, ты мне изменила…

— Да ладно, не жги меня осуждающим взглядом, — рассмеялась хозяйка. Иди с мышкой поиграй.

Она зашла в спальню, нашла приткнувшуюся в углу игрушку, завела ее и положила на пол. Сэр Персиваль тут же забыл о ревности и, задрав пышный серо-голубой хвост, весело помчался за ускользающей мышкой.

Вернувшись в гостиную, Алла подала гитару Сергею. Тот настроил инструмент и, глядя ей в глаза, запел:

Я однажды сойду на перроне, где осенью давней
Вы прощались со мной, равнодушно глядя мне вслед…
Помню серый вагон, свет, за окнами гаснущий плавно,
И старушку в купе, что сидела, закутавшись в плед.
Вы по жизни моей словно берег покинутый плыли.
Я тянулся к нему, и манило сильней и сильней…
Я приеду зимой. Я отвык уж от зноя и пыли,
Словно гордый корабль — в суету городских пристаней.
Будет ветер играть отворотом распахнутой шубы
И на шапке моей по-хозяйски уляжется снег.
Незабытая женщина снова подставит мне губы
В полутемном дворе, и слезинки слизну с ее век.
Прозвучит ее смех, как нездешних грехов отпущенье.
И нелепая мысль застучит в воспаленном мозгу
Что приехал я зря — к этой женщине нет возвращенья.
Что пора бы забыть.
Но без прошлого я не могу.[25]

— Ты все такой же неисправимый романтик…

— Никто, кроме тебя, меня так не называл.

— «Незабытая женщина снова подставит мне губы…» — процитировала Алла строку из его песни. Больше уже ни о чем не нужно было говорить.

* * *

…Генерального директора издательства «Кондор» Валентина Вениаминовна побаивалась. Однажды она закатила истерику, не желая следовать советам имиджмейкеров, а Нечаев сказал спокойно и веско:

— В таком случае я отказываюсь с вами сотрудничать. Без имиджа, созданного настоящими профессионалами своего дела, вы ничто. Забирайте свои рукописи и ищите другого издателя.

— А мои деньги? — взвизгнула мадам Бобкова.

— А я у вас их не просил, — с чувством собственного достоинства ответил Эдуард Леонидович. — Вы сами ко мне пришли и предложили кредит. Теперь я вижу, что зря связался с вами — вы совершенно бесперспективны и ваши книги никто не будет покупать. Уже полгода коллектив редакторов пытается привести рукописи в приличный вид, но это невозможно: ваши опусы полная ахинея. Даже массивная рекламная кампания не спасет — купят некоторую часть первого тиража, а потом все осядет на складе. Я не могу подрывать реноме своего издательства. Кредит я вам верну на тех условиях, которые оговорены в соглашении. До свидания.

За эти полгода Нечаев уже поднабрался опыта и теперь сам проводил переговоры. У него появились средства, чтобы издавать новые книги, он привлек перспективных авторов и научился с ними разговаривать. Нужно пообещать начинающему писателю сладкий медовый пряник, но, если тот чересчур самоуверен, а тем более страдает манией величия, можно показать и кнут. Точнее — указать на дверь, мол, и без вас обойдемся, таких, как вы, пруд пруди, в очереди стоят.

В действительности именно так и обстояли дела, и когда издатель говорил эти слова несговорчивому автору, то ничуть не кривил душой. Не этот, так другой, потеря невелика. Решающее слово за тем, кто производит и продает. А если начинающий писатель капризничает — скатертью дорожка, пусть побегает по другим издательствам, по полгода ждет, когда его опус отрецензируют, а в итоге получит отказ и вновь пойдет по тому же кругу.

Такая тактика действовала безотказно — автор тут же ломался. Правда, Эдуард Леонидович не любил унижать людей и нечасто использовал политику кнута. С некоторыми писателями после отповеди он и в самом деле расставался — впредь с ними будет одна морока, после выхода первой книги они немедленно заболевают звездной болезнью.