Все люди — враги

Тони больше всего понравилось то, что после обеда, в первый же вечер после их приезда, у него произошел длинный, спокойный разговор с Маргарет. Избегая всяких разногласий по денежному вопросу и всяких спорных моментов, как, например, его уход из предприятия, Тони вел с ней разговор в духе своего неотправленного письма к Джульену. Они переговорили о многом, начиная с давних дней в Париже, хотя и не дошли по-настоящему до подлинных трудностей в их взаимоотношениях. Однако Маргарет оказалась удивительно разумной и без всяких враждебных комментариев слушала его довольно запутанный отчет о самом себе и о его душевном развитии. Она даже согласилась с его осторожными замечаниями насчет упрощения образа жизни и сказала, что ей самой надоели званые вечера, в чем не было ничего особенного, потому что она побывала по крайней мере на десятке их за последние два месяца. Но хоть это все и не носило окончательного характера, все же Тони начал довольно оптимистически подумывать, что ему удастся жить, как он того хочет, и при этом сохранить главное — что бы это ни было — в своих отношениях с Маргарет.

Поэтому ему было очень неприятно, когда на следующий день неожиданно приехала Элен, полная мрачных рассказов о том, что творится «за кулисами» (ее выражение), и о всяких бедах, которые еще были в запасе. По ее словам, Уолтер очень обеспокоен положением и заработался до смерти. Смешно, подумал Тони, ведь она говорит о всех происшествиях совершенно словами Уолтера, словно перед ним какая-то отреченная шахматная задача, которую ему надо решить, а не вопрос жизни и жизней миллионов человеческих существ. Эти существа были лишь призрачными легионами, где Уолтер был Цезарем, а конгресс тред-юнионов чем-то вроде коллективного Верцингеторикса[153]. Судя по ее словам, Уолтер был одной из сил, если даже не главной «закулисной» силой. И все время помогал совету министров своей находчивостью и мудростью. Если Уолтер победит (то есть если он посодействует соглашению между горняками и владельцами), это позволит ему нацепить еще одно яркое перо на шляпу; если же — что немыслимо — он проиграет, он потеряет несколько перьев из хвоста. Таким образом, ясно, что на карту поставлены огромные ставки. Элен не могла говорить ни о чем другом; за столом она все время занимала их длинными монологами на жаргоне: «Нам сообщают из достоверных источников», — жаргоне политических шарлатанов, который чрезвычайно раздражал Тони. Маргарет считала все это очень интересным и удивлялась великодушию, с которым Элен говорила о людях «с той стороны», особенно когда та сказала, что Джимми Томас[154] — душка и положительно мыслит весьма здраво.

Все это ничего бы не значило, все это можно было бы вытерпеть с веселым видом, если бы не влияние Элен на Маргарет. Тони не сразу замечал чужую неприязнь, но не мог отделаться от подозрения, что под видом беспечной фамильярности Элен скрывает большую дозу обиды и злости по отношению к нему. После несчастного эпизода под Новый год Тони избегал встреч с нею, и когда им все же приходилось встречаться, не мешал ей держаться того тона, в каком ей хотелось разговаривать. Элен не пробыла в доме и двух часов, как Тони почувствовал какую-то неуловимую перемену в отношении Маргарет к себе, — кротость исчезла, и появились жесткость и многозначительные намеки на всемогущий «здравый смысл», особенно у женщин. Более того, они опять заключили глупый женский союз против мужского пола, над чем Тони смеялся много лет назад в Стэдлэнде, заметив их уловку. Но теперь это было более важно. Если Элен будет преуспевать по этой линии, это не только уничтожит все, что, как ему казалось, он воссоздал в своих отношениях с Маргарет, но и может повести к окончательному расхождению, а этого он хотел избежать.

После завтрака Тони отправился в одиночестве прогуляться подальше, чтобы подумать над этим новым осложнением. Маргарет уехала с Элен в ее машине в гости к каким-то друзьям. К вечеру, возвращаясь домой маленькой заросшей дорожкой, Тони неожиданно вышел к перекрестку большой дороги, которая была видна почти на две мили вперед, и остановился как вкопанный. Дорога, обычно вся запруженная автомобилями, была совсем пустынна, если не считать длинной вереницы грузовиков, громыхавших из Лондона на расстоянии нескольких сотен метров один от другого. Какой-то грузовик прогремел мимо, и Тони увидел, что в машине сидело два человека и у нее был особый знак, весьма похожий на дивизионные знаки на военных грузовиках. Пока Тони стоял и смотрел, мимо него прогрохотал другой такой же, потом еще и еще.

А вдали на горизонте появлялись все новые точки, превращавшиеся в грузовики. Не могло быть никакого сомнения: началась всеобщая забастовка и это были правительственные грузовики, отправленные за молочными продуктами.