Все люди — враги

Вечер прошел очень спокойно. Тони написал письмо Уотертону, сообщая, что он продает дом, но намерен сохранить коттедж в четыре комнаты, который был при доме. Он предложил его Уотертону бесплатно в качестве места, куда бы тот мог выезжать, как только ему надоест Лондон, и писал, что иногда они могли бы ездить туда вместе на несколько дней для разговоров и прогулок. После обеда он по картам и путеводителям составил себе план поездки в Сицилию. Он давно уж хотел увидеть сицилийскую весну, хотя его предупреждали, что остров перенаселен и черезмерно культурен, так что Феокрита[156] можно с таким же успехом искать в Бэльхеме, как и в Сиракузах. Ничего, посмотрим! К несчастью, кажется, это не слишком подходящее место для путешествия без автомобиля. Может быть, Джульен мог бы найти там что-нибудь для репортажа? Он мог бы сочинить какую-нибудь сенсационную чушь о Маффии[157]…

На следующее утро, только что Тони собрался уйти, позвонил телефон. Тони снял трубку, ожидая услышать «новости» от Маргарет, но был поражен, узнав голос главного директора фирмы. Голос говорил, что, конечно, Тони известно, что происходит всеобщая забастовка и что сделана попытка парализовать всякую деловую активность страны? (В последней части фразы Голос выразил великий ужас). Тони сказал, что о забастовке он слышал, но сам мало ее чувствует. Голос игнорировал это замечание и сказал, что весь штат служащих конторы остался лояльным, хотя, к несчастью, — и тут Голос выразил большое сожаление, — служащие и рабочие на производстве покинули свои посты. Созвано общее собрание акционеров, чтобы решить, на каких условиях эти люди будут приняты обратно, когда они признают себя побежденными, и требуется присутствие Тони. Более того, — сказал Голос, — организуется лояльный штат для возможно более широкого распространения имеющихся запасов — к счастью, они велики, — в этом принимают участие сами директора лично; и, разумеется, всем начальникам отделов и директорам подобает записаться волонтерами в качестве специальных констеблей. Не похоже на то, — добавил Голос, — что их призовут, но моральный эффект будет очень значительным, и если оправдаются самые худшие опасения, то все они, конечно, выполнят свой долг. Конечно, конечно! Его инструкции состоят в том, что Кларендон должен считать свой отпуск законченным и сейчас же явиться. Не послать ли за ним машину?

Тони слушал все это с нарастающим чувством возмущения их наглостью. Когда Голос кончил, Тони ответил громко:

— Разумеется, нет!

И повесил трубку. После чего вышел из дому и гулял до завтрака. На пороге маленькой столовой его встретила горничная в состоянии некоторого волнения.

— Простите, сэр, звонила хозяйка и спрашивала, как вы поживаете, и просила вам кланяться, и что все идет великолепно, и она надеется, что вы приедете сейчас же и ничего не пропустите.

— Благодарю вас, — сказал Тони.

— И какой-то джентльмен звонил из конторы, и ему очень нужно было говорить с вами. Я сказала ему, что вы вышли, он спросил, не отправились ли вы в Лондон, и я сказала, что не знаю.

— Совершенно верно. Если он позвонит опять, когда меня не будет, скажите ему, что я приехал сюда надолго. А теперь подавайте завтрак.

* * *

Как Тони ни сопротивлялся, ощущение какого-то беспокойства все-таки проникло в его одиночество. Он не знал, что именно происходило (газеты, как раз когда они были нужны, не получались), и видел, что он действительно не может оставаться нейтральным в конфликте, когда одна половина Англии поднялась простив другой. Можно ли продолжать разыгрывать роль Аттика[158], если все это становилось настоящей борьбой, а не мелодрамой, поставленной с целью запугать людей и принудить их поддержать ту или другую сторону? Ему мерещились люди в хаки, стреляющие в людей, носивших ту же форму десять лет тому назад на Сомме. Болтовня «о старых товарищах», конечно, бессмысленна, но мысль о стрельбе друг в друга была определенно отвратительна. Как вообще всякая стрельба в кого бы то ни было. Тони с трудом докончил завтрак.