— Хотелось бы с Анастасией познакомиться, — сказал Пакстон. — Ты о ней так часто писал…
— Ее здесь нет, — сказал Нельсон. — Она… бросила меня. Почти пять лет назад. Очень уж тосковала по внешнему миру. Похоже, нам противопоказаны браки с теми, кто не участвует в «Продолжении».
— Извини. Мне не следовало…
— Не надо извиняться, Стен. Все быльем поросло. Кое-кто просто не вписался в проект. После ухода Анастасии я часто задумывался: что мы за люди? Не слишком ли большую цену заплатили?
— Все мы об этом задумываемся время от времени, — сказал Пакстон. — Мне не раз приходилось рыться в истории, искать оправдания тому, чем мы занимаемся. Вот тебе параллель: монахи, жившие в так называемые Средние века, сумели сохранить частичку культуры эллинистического мира. Конечно, они руководствовались собственными эгоистичными интересами, как и мы, проект «Продолжение», и тем не менее человеческая раса получила реальную выгоду.
— Тогда и я пороюсь в истории, — сказал Нельсон, — и выужу дикаря из каменного века. Этот дикарь никуда не делся, он прячется в темном закутке человеческого разума и кропотливо обтесывает наконечники стрел — в то время как с Земли стартуют космические корабли. Стен, похоже, все бесполезно…
— На первый взгляд — да. И никакой роли не играет тот факт, что наша последняя президентская гонка завершилась моим избранием. Но возможно, однажды человеческой расе понадобятся накопленный опыт и апробированные технологии. Ей достаточно будет вернуться на Землю, чтобы получить искусство политики в целости и сохранности. Нельсон, эта кампания была грязной, и победой в ней я не горжусь.
— В человеческой цивилизации грязи всегда хватало, — сказал Нельсон, — но раз уж мы взялись сохранить ее во всей полноте и многогранности, то порочное должно остаться рядом с благородным, уродливое — рядом с прекрасным.
Тихо отворилась дверь, и в комнату скользнул Элайджа с двумя стаканами на подносе.
— Я слышал, как вы поднимались сюда, — сообщил он Нельсону, — поэтому и для вас захватил.
— Спасибо, — ответил тот. — Ты сама любезность.
Элайджа смущенно заерзал.
— Вас не затруднит слегка поторопиться? У пожилого джентльмена в бутылке осталось на донышке. Если я сейчас же не вернусь к столу, может случиться неприятность.
Ужин закончился, юного Грэма отправили спать. Дедик торжественно выставил непочатую бутылку хорошего бренди.
— Прямо наказание, а не мальчишка, — заявил старик. — И в кого он вырастет, хотелось бы знать? Целыми днями пропадает на полигоне, разыгрывает дурацкие битвы. Добро бы мог там научиться чему-нибудь дельному. Ну что может быть бесполезнее, чем генерал в мире, где не бывает войн?
Бабушка раздраженно хмыкнула:
— А мы что же, сложа руки сидели? Да чем только не пытались его заинтересовать! Ему все казалось скучным, пока не дошло до игры в войнушку.
— Он, вообще-то, способный, — гордо произнес Дедик, — этого у него не отнимешь. Но давеча спрашивал, могу ли я для него военную музыку сочинить. Я! — вскричал Дедик, стуча себя в грудь. — Чтобы я, да сочинял военную музыку!
— Он в себе носит семена разрушения, — заявила Бабушка с праведным негодованием. — Строить ему не хочется, только ломать.
— На меня не смотри, — сказал Нельсон Пакстону, — я уже давно сдался. Как только ушла Анастасия, Бабушка и Дедик взяли его под свою опеку. Послушаешь их, так решишь, что они терпеть не могут Грэма. Но стоит мне хотя бы строго на него посмотреть, как…
— Мы сделали, что могли, — перебила его Бабушка. — Дарили ему все наборы, какие он просил. Дедик, ты же помнишь.
— А то! — подтвердил пожилой джентльмен, возясь с бутылкой. — Еще как помню. Купили набор эколога — видел бы ты, какую планету он сляпал. Слезы, а не планета — убогонькая, плюгавенькая, хиленькая. А потом взялся за робототехнику…
— Уж взялся так взялся, — ехидно вставила Бабушка.
— Ну да, он конструировал роботов. Ему это дело пришлось по нраву. Помнишь, смастачил двух, а потом натравил друг на дружку. Неделю они дрались, пока не осталась от них куча лома. И всю ту неделю Грэм был на седьмом небе от счастья!
— Так увлекся, что поесть забывал, заставлять его приходилось, — добавила Бабушка.
— Но хуже всего вышло, когда мы испробовали религию, — продолжал Дедик, разливая бренди по стаканам. — Он такой культ изобрел, просто кошмар! Мы, как увидели, сразу запретили…
— А больница? — напомнила Бабушка. — Это ведь твоя была идея, Нельс…
— Давай не будем, — хмуро попросил Нельсон. — Стенли это неинтересно.
Пакстон понял намек и сменил тему:
— Бабушка, можно узнать, что вы пишете? Не припоминаю, чтобы Нельсон мне об этом рассказывал.
— Пейзажи, — ответила миловидная старушка. — Ставлю кое-какие опыты.
— А я ей твержу, что это не дело! — вмешался Дедик. — Опыты-шмопыты! Наша работа — традицию хранить! А все эти новшества?! Еще неизвестно, куда они нас заведут.
— Наша работа, — жестко возразила Бабушка, — хранить существующие технологии. Но кто сказал, что мы должны отказаться от прогресса, если это гуманитарный прогресс? Вот вы, молодой человек, — обратилась она к Пакстону, — разве считаете иначе?