Все меняется

Вдобавок еще Роланд. Она была так благодарна Зоуи и Руперту за то, что их всех пригласили на обед, и поняла в тот раз, что ей действительно нравится это шумное семейное сборище с общими шутками и воспоминаниями, традиционными рождественскими угощениями, симпатией, которую все присутствующие, казалось, питали друг к другу. Она наслаждалась чуть ли не мифическими преданиями о давным-давно почивших предках, вспоминала рассказы Дюши о том, что ее мать на Рождество дарила слугам по куску дегтярного мыла «Райт» и по носовому платку с вышитыми тамбурным стежком инициалами каждого, а Бриг брал в полиции лошадь, чтобы разъезжать по Лондону, куда ему вздумается, и так далее. День прошел восхитительно, и она, ложась в постель, вдруг поняла, что не только не скучала по Эдварду, но и вообще не вспоминала о нем. Но далеко не все последствия оказались настолько же приятными.

На следующий день, когда она спросила Роланда, понравилось ли ему, ожидая простого и воодушевленного ответа, он сказал: «Конечно, понравилось. Для разнообразия просто класс. Было очень весело». И добавил:

– Мама, почему бы нам не встречаться с родными почаще? Я почти не вижусь с двоюродными братьями и сестрами, хоть они не имеют к отцу никакого отношения. На прошлое Рождество все они собирались в Хоум-Плейс, а мы не ездили. Мы, как обычно, изнывали от скуки здесь.

«Как обычно, изнывали от скуки»! И это после всех ее стараний сделать праздники запоминающимися для него. Он понятия не имел, чего ей это стоило…

И вдруг она иначе взглянула на их с Роландом жизнь. Осознала, что да, на домашнем фронте она делала все, что могла, но вину за эмоциональную пустоту и отсутствие в доме хоть какого-то веселья целиком возлагала на отсутствие Эдварда. Короче, во всем перечисленном был виноват он, а она – совершенно не при чем. И расплачивался за это Роланд. Он был преданным, терпеливым и ласковым с мисс Миллимент, но на каникулы приезжал в дом к двум несчастным старухам. Эдвард, казалось, не проявлял к нему никакого интереса, и тоже по ее вине. Его уход вызвал у нее такую ожесточенность и враждебность к его новой жизни, что любые попытки Роланда сблизиться с ним она воспринимала как предательство.

Этих озарений она так устыдилась, была настолько парализована ими, что не знала, за что хвататься, но прежде чем принялась извиняться и обещать, что в будущем все изменится, он снова заговорил:

– Я тут подумал, мама: не согласишься ли ты, если сегодня мисс Миллимент навещу я? Я же знаю, как тебе грустно бывать у нее, и ты в этом не виновата. Ты всегда относилась к ней замечательно, а мне не составит труда съездить к ней. Мне все равно нечем заняться, а ты могла бы как следует отдохнуть.

Она взглянула на него – он довольно рискованно чистил ногти перочинным ножом, – и поняла, что перемены должны начаться немедленно.

– О, милый, это был бы ангельский поступок с твоей стороны! А я как раз подумывала, не поужинать ли нам сегодня где-нибудь в городе, и тебе стоило бы выбрать какое-нибудь шикарное заведение – любое, какое захочешь.

Он заметно смутился.

– Вообще-то я вроде как собирался провести начало вечера у Симпсона.

– Это меня вполне устраивает. Поужинаем попозже. И я несказанно благодарна тебе за готовность проведать мисс Миллимент. Но имей в виду: возможно, она так и не поймет, кто ты.

– Ничего страшного. Не надо так беспокоиться, мама. С тобой все будет хорошо сегодня вечером, да? Ты не против побыть одна?

– Конечно, я не против.

– Тогда ладно. Я пошел.

Он коротко обнял ее и удалился. Хлопнула входная дверь, в доме стало очень тихо. Нет, я не против побыть одна, мысленно ответила она. Потому что это мне и предстоит, когда Роланд уедет в университет, а мисс Эм больше не будет дома. Так что придется мне либо полюбить одиночество, либо подыскать квартирантку. Или перебраться в жилье размером поменьше: этот дом все равно окажется слишком велик, когда Роланд закончит учебу. Она считала правильным не увлекаться оправданиями, поскольку не могла поручиться, что они не окажутся пронизанными жалостью к себе и сопровождающим ее подспудным самоненавистничеством.

Гораздо позднее, уже ночью, когда нахлынули всевозможные беспорядочные и незваные мысли, одна из них внезапно поразила ее: наверняка и она сама имела некое отношение к причинам, по которым Эдвард ушел от нее.

Хью, Рейчел и банк

Он сделал все, что было в его силах, чтобы утешить ее, и она преисполнилась трогательной благодарности. В первый из двух вечеров она рассказала о Сид, об ужасных неделях перед ее смертью. При этом она плакала не переставая, но, по крайней мере, ее было кому слушать, так что часть бремени спала с ее души.

– Я знаю, ты прошел через все то же с милой Сибил. Ты понимаешь, как это страшно – видеть невыносимые страдания любимого человека и понимать, что единственное избавление для него – смерть. Я с радостью умерла бы за нее.