Все меняется

– По-моему, он считает, что у меня просто прилив ностальгии и сентиментальности, в этом он отчасти прав, но, то я сражаюся совсем за другое.

– Сними галстук, дорогой. Я помассирую тебе плечи.

– Мне надо позвонить Рейчел, убедиться, что с ней все хорошо.

– Не сейчас, милый. Просто посиди и расслабься, а я поработаю с твоей шеей.

Ее сильные тонкие пальчики ощупывали и разминали его тело, и он чувствовал, как мышцы расслабляются, а молоток в голове стучит гораздо тише и словно отдаляется.

– Дай бог тебе здоровья, Джем, – вырвалось у него, когда она закончила.

– Мальчишки в кино, подружка Лоры осталась у нас в гостях с ночевкой, так что мы можем провести славный тихий вечерок вдвоем.

Он сказал, что сейчас, он только поднимется пожелать спокойной ночи Лоре. Тем временем она поджарила бекон к почкам – блюду, которое он особенно любил; но никто из детей не ел почки, поэтому на столе они появлялись редко.

– Они играют в больницу, – объявил Хью, когда вернулся. – Бедняжка Дженнифер обмотана бинтами с головы до пят. Вряд ли она от этого в восторге. А Лора, разумеется, врач.

Джемайма пообещала сейчас же все уладить.

Она что угодно уладит, с благодарностью подумал Хью. И зевнул. Наряду с усталостью он вдруг почувствовал зверский голод. В пабе с Эдвардом ему было не до еды, а перед отъездом из Хоум-Плейс он ограничился одной чашкой кофе. Рейчел он позвонит завтра. Первым же делом, мысленно добавил он, чтобы хоть ненадолго отделаться от чувства вины.

Но Джемайма, вернувшись, сказала:

– Я только что звонила Рейчел, сказала, что ты беспокоишься за нее и хочешь узнать, справляется ли она одна. Она ответила, что с ней ангелы-хранители – миссис Тонбридж и Айлин, и что звонил Эдвард с обещанием проведать ее в следующие выходные. Надеюсь, все в порядке, дорогой.

– Более чем. В тебе ангельского гораздо больше, чем в миссис Тонбридж и Айлин вместе взятых. – От облегчения у него закружилась голова.

Клэри и ее пьеса

В маленьком театре было зверски холодно и слабо пахло газом. Прослушивания проводились в круглом баре (по сути дела, единственном). Роли супругов были уже заняты; жену играла актриса с прочной репутацией, отработавшая в репертуарном театре и сыгравшая пару небольших ролей в Стратфорде. Директор труппы, Джейк, усердно обхаживал Квентина Фроума и в конце концов уговорил его сыграть мужа: «Актер изумительный, не без звездной болезни, но женщины его обожают. Он сделает нам аншлаг, вот увидите». Однако Фроум еще не показывался.

– Но сегодня он непременно явится на прослушивание Мэриголд. Если он не согласится с нашим выбором, то может здорово испортить жизнь обеим актрисам.

Послушать директора, так это самодовольный и в целом неприятный тип, думала Клэри и задавалась вопросом, поинтересуется ли кто-нибудь ее мнением. Они пили весьма гадкий кофе из пластиковых стаканчиков.

После часа ожидания Джейк решил, что лучше начать прослушивания.

– Нельзя же заставлять бедняжек ждать целый день.

Джейк объяснил Клэри, что для прослушивания выбрана сцена, в которой Мэриголд признается в любви Конраду, и он, явно и глубоко увлеченный ею, отвечает взаимностью. Первая актриса была сильно простужена, и хотя, по ее утверждениям, учила свои реплики, все же забыла их и в муках смирилась с поражением. У второй из-под взлохмаченных волос почти не было видно лица, во всем облике чувствовалась некая лихость, вдобавок она сразу взяла неверный тон. Ее уже собирались отпустить, когда явился Квентин. Он вошел в бар, громогласно рассыпаясь в извинениях за опоздание, увидел готовую уйти девушку и демонстративно прижал палец к губам. Джейк представил его Клэри, Квентин коснулся двумя пальцами ее щеки, потом поцеловал ей руку.

– Наш гений-драматург! Мадам, вы начисто лишили меня дара речи! Лишь кровь в моих жилах обращается к вам! – Понизив свой напевный голос на октаву, он продолжал: – А если серьезно, вы написали чертовски отличную роль – прямо по моей части.

Пряча неприязнь, Клэри с упавшим сердцем забормотала слова благодарности. Он был ужасен: хлыщеватый, напыщенный, самодовольный бездарь во плоти. В ожидании третьей Мэриголд Клэри внимательно наблюдала за ним. Его некогда рыжие волосы выцвели до неопределенного рыжевато-серого цвета. Глаза его были блекло-голубыми, губы – мясистыми, нос крючковатым и слишком крупным для лица с его нездоровым румянцем. Его лоб можно было бы назвать благородным, если бы не внезапная догадка, что своей высотой он обязан залысинам. Клэри не могла припомнить, чтобы хоть кто-нибудь за всю ее жизнь вызывал в ней более острое раздражение с первых же минут знакомства.

Появилась третья Мэриголд. Едва взглянув на нее, Квентин бросил:

– Извини, дорогуша, ты слишком рослая. Она же будет возвышаться надо мной, как башня, – объяснил он Джейку, который с сожалением кивнул бедняжке, безуспешно попытавшейся ссутулиться.

– Мне очень жаль, мисс… Миллер, если не ошибаюсь? В следующий раз вам повезет.

– Сколько там еще?

– Всего одна, Квентин.