Все меняется

– Я просил всех собраться у меня в кабинете к одиннадцати, – сказал Хью Эдварду. – И надеялся, что днем ты съездишь на пристань. С людьми ты умеешь общаться гораздо лучше меня. Помнишь ту забастовку, которую ты остановил тем, что просто вышел и заговорил с ними? Власти дали нам пять недель, начиная с сегодняшнего дня, я добился пособия в размере трехмесячного жалованья для старших сотрудников. А на пристани, думаю, можно сказать работникам, что у них есть немало шансов остаться на прежних местах под началом тех, кто выкупит компанию. – Последовала пауза, потом он продолжал: – В девять у меня здесь побывал Тедди. Он, похоже, узнал, что наши дела плохи, и разозлился, что его не предупредили. Я отослал его в Саутгемптон с запиской к Макайверу. Нашего бухгалтера я вызвал на это собрание на случай, если возникнут финансовые вопросы, на которые мы не сможем ответить.

– Правильно.

Выглядел бедняга ужасно, словно не спал всю ночь. Так, в сущности, и было. Выходные самого Эдварда с Дианой прошли кошмарно. Лишь в субботу она начала понимать, что у него не осталось денег в банке и жить предстоит только на его жалованье, которое он вскоре тоже потеряет. В конце концов ему пришлось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть с криком: «У меня не осталось денег! Никаких!» Только тогда до нее наконец дошло. Она сбросила его ладони с плеч – это было нетрудно, потому что он сразу устыдился своего натиска, – и ледяным тоном произнесла:

– Ну что ж, придется тебе найти другую работу. И как можно быстрее.

– Конечно, придется. Но в моем возрасте это не так-то легко. Боюсь, мы будем вынуждены продать этот дом и найти жилье поскромнее.

– Ты, видимо, забыл, что этот дом мой, а в мои намерения не входит продавать его.

Гром среди ясного неба. Такого ужаса он никак не ожидал, и то, что значили ее слова, пробрало его до костей.

– Диана! Ты, наверное, не всерьез. Мы же партнеры – мы женаты! Если ты откажешься продать этот дом, я банкрот.

Молчание. Она отошла от него к застекленным дверям, ведущим в сад. И там уже мягче, с отчаянием произнесла:

– Просто я никак не могу понять, как тебе удалось влипнуть так внезапно и ужасно. Это меня пугает. Как будто все вдруг стало ненадежным и небезопасным.

Ему хотелось сказать: «У нас же есть мы», но эти слова словно застряли у него в горле. Казалось, произносить их сейчас тоже небезопасно. Но решение оставалось за ним.

– Дорогая, – осторожно начал он, – я понимаю, как трудно тебе сейчас. И знаю, как ты любишь этот дом. Я твердо решил найти другую работу. Но мне еще выплачивать долги – задолженность банку, которая целиком и полностью моя вина. И я не вижу способа выплачивать их и платить за содержание твоего дома. Понимаешь, я так хотел дать тебе все, что я только могу, и перестарался.

В этот момент зазвонил телефон, трубку взяла Диана.

– Тебя, – сказала она. – Тебя женщина. – Тон был опасно-спокойным.

– Это Рейчел, – объяснил он Диане, и она жестом дала понять, что уже знает. Она достала себе сигарету и устроилась послушать телефонный разговор. И он сразу понял, насколько неловким он будет. По телефону Рейчел всегда говорила громче, чем обычно; в таких разговорах мягкая напевность ее речи пропадала, на смену ей являлись армейские интонации.

– Это насчет Рождества! Дом принадлежит компании, так что мне придется покинуть его на Новый год. Вот мы и решили устроить еще одно, последнее семейное Рождество, и я хотела узнать, присоединитесь ли к нам вы с Дианой.

Он бросил взгляд на Диану: было ясно, что она слышала все до последнего слова.

– Как это удивительно мило с твоей стороны, дорогая. Можно мне подумать и известить тебя?

– М-м… да, а можно не слишком долго? У меня есть еще одна идея, которой я непременно должна поделиться с тобой.

– Конечно. Позвоню завтра утром. – Кладя трубку, он вдруг спохватился: он совсем не выразил сочувствия в связи с выселением из Хоум-Плейс. Ей наверняка очень тяжело, и они могли бы по крайней мере оказать ей моральную поддержку.

– Бедная Рейчел, – сказал он. – Она вынуждена покинуть Хоум-Плейс, который был ее домом на протяжении всей жизни. Так что, как видишь, мы не единственные.

– Но у нее ведь есть другой дом в Лондоне, разве нет? Тот, который достался ей от подружки-лесбиянки.

– Да, есть. Но Хью говорит, что она не хочет в нем жить.

– Ну вот, пожалуйста. Мы все-таки единственные.

– Да ладно тебе, Диана. Я приготовлю нам воскресный коктейль – скоро обед, я объявляю перемирие.

– Хорошо. – Она позвонила, явилась смущенная миссис Аткинсон, вытирая руки о передник.

– Подайте мистеру Казалету сок двух апельсинов и немного льда. Да, и два бокала для коктейля.

Но когда он приготовил им выпить, оказалось, что ему не хочется. Чувствовал он себя отвратительно, источник неявной боли так и не удавалось определить.

Обед прошел еще хуже. Подали жареную цесарку с кальвадосом, пюре из топинамбуров и шпината в белом соусе. Он съел ложку и отставил тарелку.

– В чем дело, дорогой?

– Не знаю. Просто мне паршиво. Приму пару таблеток алка-зельтцера и прилягу.

– Хочешь, я с тобой?