Несмотря на войну, это было счастливое время; она любила своих братьев и их жен, обожала детей, дом радушно принимал их всех. Тогда было легче еще и потому, что лишь один из братьев, Руперт, по возрасту был годен к воинской службе. Им уже не пришлось, как в первый раз, постоянно изводиться от страха за Хью и Эдварда, хотя случались и потери: смерть Сибил, горе Хью, разрушение лондонской лесопилки и пристани, ее опасения за Сид, которая разъезжала на машине «Скорой помощи» по всему Лондону, особенно по районам, сильнее всего пострадавшим во время «Блица». Три кумира Дюши – Тосканини, мистер Черчилль и Грегори Пек – помогали ей сохранять безмятежность, и поддразнивание Дюши стало привычным и милосердным способом разрядить атмосферу. Бриг подарил ей новейший граммофон с огромным рупором и деревянными иголками, которыми можно было пользоваться повторно, заострив их ножом. Дюши сразу же стала приглашать молоденьких девушек-евреек, учившихся на медсестер и каким-то образом вывезенных Майрой из Германии, на вечера Тосканини, симфонии Бетховена и фортепианные концерты. Им подавали чай и печенье «Мари» в качестве угощения. Старшая сестра говорила, что они хорошие медсестры, а Дюши считала, что они наверняка тоскуют по дому. Рейчел пыталась расспросить одну из девушек, Хельгу, скучает ли она по дому и как сюда попала.
– Какой-то человек однажды рано утром пришел к нам домой и поговорил с моей матерью, пока я спала. Она зашла ко мне, велела надеть на себя две смены белья, нижних кофточек, рубашек, свитеров, а сверху зимнее пальто. Потом обняла меня, сказала, что оставаться здесь мне уже небезопасно и что добрый друг посадит меня на поезд, а я должна молчать и делать все так, как он скажет. Мне повезло попасть сюда, – договаривала она уже в слезах.
Рейчел обняла ее и попыталась сказать что-нибудь утешительное, но так ничего и не придумала. В то время уже ходили слухи о повсеместном и жестоком обращении с евреями, но сама необходимость жить вдали от родных и не знать, увидишься ли с ними снова, казалась ей ужасом. Воспоминания о тех временах растревожили ее и без того измученную совесть. То, что ей предстояло выдержать теперь, не шло ни в какое сравнение с испытаниями, которые выдержали те бедняжки и, несомненно, бесчисленное множество других людей.
Первые несколько дней Рейчел была настолько ошеломлена мыслью о необходимости покинуть дом, где она прожила так долго, где умерла сначала ее мать, а потом и дражайшая Сид, что даже не задумывалась о том, что с ней станет. По натуре она была бережлива, годами тратила свои деньги на других, но никогда не задумывалась о них. А теперь без этого было не обойтись. Она не представляла, сколько выручит за дом Сид, если продаст его. Понятия не имела, какая сумма лежит на ее банковском счету. И даже не знала толком, во сколько обходится содержание Хоум-Плейс, поскольку Хью платил за все из фонда, в который поровну вкладывали деньги он сам, Руперт и она. Теперь ей придется найти оплачиваемую работу. Когда Сид советовала ей подыскать работу, чтобы заполнить свою жизнь, она, естественно, подумала о какой-нибудь благотворительной организации. Но что она умеет делать такого, за что ей согласятся платить? Печатать на машинке одним пальцем – это никому не нужно. Она не готовит и не водит машину, у нее нет совершенно никакой специальности, подготовки, опыта работы, и от этого ей стало по-настоящему страшно…
Как раз в тот момент позвонил Хью из Лондона, и она наконец-то вздохнула с облегчением. Однако оно было недолгим. Он звонил сказать, что внешние управляющие дали им месяц на выселение из Хоум-Плейс. Неприятно сообщать ей об этом, но она должна знать. Вообще-то он уговорил их подождать до второго января, потому что решил, что было бы неплохо в последний раз собраться здесь всей семьей на Рождество, но прежде хотел выяснить, нет ли у нее других планов и не слишком ли это обременительно для нее. Если они приедут на неделю, они смогут обсудить ее будущее, – он совсем не хотел, чтобы она тревожилась об этом. Она ответила не раздумывая: конечно, она будет рада видеть их на Рождество – их всех.
Как только он положил трубку, она вспомнила, что собиралась спросить у Хью, что же будет с Айлин и Тонбриджами. Этот вопрос не давал ей покоя с тех пор, как она услышала неожиданное известие. Все трое слишком стары, чтобы найти новую работу, и поскольку Айлин живет в доме, а Тонбриджи – в коттеджной пристройке над конюшнями, Рейчел всерьез опасалась, что им не разрешат остаться здесь. После долгих лет службы семье она считала себя в ответе за их судьбу. У Айлин была младшая сестра, горничная пожилой дамы, которая жила в квартире в Гастингсе, Айлин иногда ездила к ней на праздники. Но Тонбриджи! Она хотела бы она купить им коттедж и уже взяла на себя обязательства по оплате операции миссис Тонбридж. Надо обязательно выяснить, сколько у нее денег в банке.