Но теперь ничто не выдавало в нем грозного Бога Гиперсмерти. Это был просто маленький мальчик, который сидел на стуле, подняв голову к потолку. Его глаза были закрыты и он что-то тихо бормотал себе под нос.
Странно. Даже очень. Азриэль был мертв. Стало быть, я тоже мертва? Оставалось только лежать и слушать. Мягкость его голоса притупила разлитую по телу жгучую боль:
— О, во имя звезд на небе — шептал он. — Во имя всех самых ярких звезд на небе… пожалуйста. Пусть Фриск проснется. Пожалуйста…
Фриск. Совершенно верно. Я Фриск. Это мое настоящее имя. А это моя старая кровать: одна из нескольких в доме Ториэль. В Руинах. В Подземелье.
Помимо странных молитв Азриэля до меня доносились дополнительные звуки: кто-то, погромыхивая тарелками, мыл посуду. Воздух был пропитан знакомым сладким ароматом ирискового пирога, который только что вынули из духовки…
Минуточку. Покойники не едят пирогов. И уж точно не пачкают посуду, которую потом приходится мыть.
Выходит, я была жива. Как и Азриэль.
Я попробовала привстать, но тут же упала в подушки, тяжело охая. Моя грудь. Ее как будто придавили тяжеленной глыбой льда.
Азриэль тут же встрепенулся. Его рот широко распахнулся — едва ли шире, чем и без того огромные лиловые глаза.
— Ф-Фриск?.. — протянул он сдавленным голосом, буквально пронизанным надеждой и счастливым неверием.
— Который час? — пробубнила я, потирая глаза.
Азриэля как ветром сдуло: вскочив со стула, он понесся в комнату, крича на ходу только «Мама! Мамочка!!!».
Сесть у меня все-таки получилось — как раз в этот момент в комнату вошла Ториэль. Та самая. Мама-коза. Мне показалось, будто я ее уже лет сто не видела.
— Мама? — прошептала я.
Едва только взглянув на меня, Ториэль с грохотом уронила на пол густо намыленный противень и опустилась на колени:
— Д-деточка?..
Ответить я не успела: Азриэль издал радостный вопль и бросился ко мне. Я снова упала в подушки, поддаваясь бесконечному счастью, охватившему вертевшегося волчком Азриэля. У меня скоро заболели ребра — так крепко он меня обхватил.
— Фриск, — говорил он, обильно поливая слезами мою шею, — Ох, Фриск! Т-ты что… правда проснулась?
Вместо ответа я только разевала рот, как рыба — на большее не хватило воздуха. Ториэль тем временем оттащила охваченного восторгом сына и, наклонившись, обняла меня — гораздо нежнее и мягче.
— Добро пожаловать домой, дитя мое, — сказала она наконец. А после, взяв мобильник, принялась набирать сообщение, неуклюже пытаясь справиться со своими слишком большими пальцами.
— Кому ты пишешь, мамочка? — спросил Азриэль, сосредоточенно следя за ней.
— Доктору Альфис, — ответила Ториэль. — Она обещала осмотреть Фриск, когда та наконец проснется.
Отложив наконец мобильник, она снова посмотрела на меня с широкой улыбкой:
— Но сначала — пирог!
— Сейчас принесу! — выпалил Азриэль, выбегая из комнаты.
Сев на оставленный сыном стул, Ториэль взяла меня за ладонь и несколько раз поднесла ее к мягким белым губам:
— Спасибо тебе, сыночек! И тебе, моя маленькая…
Я нахмурилась. В отяжелевшей голове ворочались обрывки каких-то туманных воспоминаний.
— Мамочка, что со мной произошло?
Улыбка, казалось, расцвела на ее губах:
— Ты спасла нас, дитя мое! Ты спасла… его. — Однако от улыбки тут же не осталось ни следа. — Но, Фриск, дорогая, милая девочка, как тебе это удалось? Я ума не приложу!
Я попыталась вспомнить. Несмотря на попытки, ничего не получилось: голова загудела, а в груди начало покалывать.
— Ну нет, — сказала Ториэль, накрыв мой лоб своей ладонью. — Нет, нет и нет. Даже не думай волноваться. Ты еще слишком слаба. Об этом мы с тобой поговорим на досуге.
— А вот и пирог! — пропел Азриэль, вбегая в комнату. В руках он держал блюдо с куском едва ли не больше собственной головы.
Пока я хищно ела, Ториэль, поминутно перебиваемая путаными замечаниями Азриэля, поведала мне, что же произошло, пока я лежала без сознания. Мои собственные воспоминания, кажется, постепенно возвращались ко мне, пока мы говорили. Ну, по крайней мере, некоторые из них. Очень многого Ториэль не знала, и мне приходилось смотреть на открытое лицо Азриэля, прикидывая, что обо всем произошедшем может помнить он.
Однако дверь спальни очень скоро распахнулась, и в комнату ввалилась Андайн.
— Проснись и пой! — сказала она, обхватив мое плечо крепкими пальцами и широко улыбаясь. — Спать на работе не положено! Но, знаешь ли, ты неплохо со всем справилась — даже для такой рохли, как ты! — ее глаза заблестели, но всего лишь на одно мгновение. — Ха-ха!!! Хотя я в тебе никогда и не сомневалась!
Тут же показалась Альфис, вытянув шею из-за спины гигантской рыбы:
— Итак, к-как же ты себя чувствуешь, Фриск?
— Так себе, — честно ответила я. От последовавшего смешка Андайн лучше мне не стало.