Впрочем, все, что происходило между нами двумя, мы бы ни за что не забыли, и постоянно возвращались к пережитому в беседах друг с другом. Азриэль помнил и наши битвы, и тоскливое одиночество, смешанное со страхом и желанием воспользоваться СБРОСОМ, однако все, связанное с Цветиком, превратилось в смутный сумбур, похожий на обрывки увиденного в детстве кошмара.
Я завидовала ему.
Азриэль не утратил любви к цветам. На Поверхности он мог выращивать любые, какие ему только нравились. В распоряжении у него была даже была небольшая клумба, на которой росли исключительно золотые цветы. Вообще-то они были сорняками, и папе всегда приходилось возиться с «непрошенными гостями», постоянно вырастающими то тут, то там у него в саду, но так как ему нравился чай, заваренный на их лепестках, и усердие сына, ухаживающего за своей единственной клумбочкой, он не предъявлял к нему никаких претензий.
Золотые цветы, стоящие в вазе на кухне, часто навевали на меня тоску, но любовь папы и Аза к этим растениям несколько усмиряла ее.
Мама, как я уже сказала, открыла школу, которую мы с Азом с удовольствием посещали. Учениками поначалу были почти исключительно монстры, но в итоге местные людские семьи, прослышав о невероятном педагогическом таланте мамы, отправили туда и своих детей. Мама была очень этим горда.
Потому, что она была превосходным учителем, мы и ходили в школу так охотно. Вскоре у нас появилось много друзей — как монстров, так и людей.
В те дни жизнь казалась по-детски беззаботной. После уроков мы часто ходили в лес неподалеку от дома, чтобы насобирать улиток для маминых пирогов. Пусть вкус их вызывал во мне значительно меньший восторг, чем ирисково-коричные пироги, охотиться на слизняков, тащащих на спине свои домики, мне нравилось. Я вообще была немного нелюдимой, предпочитая бесцельные прогулки в одиночестве какому бы то ни было обществу. Лишь теперь, когда у меня появилась семья, мне удалось пересилить свои привычки и стать ближе к своему окружению. Впрочем, я не всегда находила с ним общий язык. Благо, что рядом всегда был Аз, на поддержку которого я могла рассчитывать. Он был плаксивым мальчиком, но вдвоем с ним смотреть в глаза превратностям судьбы было легче, чем поодиночке.
И я всегда знала, где его искать, если он будет расстроен. Смотровая площадка.
Узнать о ней мне пришлось после первого Дня Святого Валентина. Я помню, как проснулась, и обнаружила у себя в ногах небольшую коробку в форме сердца. Стоило мне прикоснуться к ней, как Азриэль, высунувший свою голову из-за края кровати, радостно выпалил:
— С праздником, сестренка!
Я вручила ему свой подарок: открытку, сделанную из сухих макарон, наклеенных на лист картона. Неаккуратно раскрашенные макаронины изображали кого-то, похожих на нас двоих.
— Красота! — похвалил он врученный ему подарок. — Открой, пожалуйста, коробку! Прошу тебя!
Я сделала, как он просил. Внутри были шоколадные конфеты ручной работы.
— Меня мама научила, как их делать, — объяснял он взволнованным голосом. — Все пальцы себе обжег, но все в итоге получилось! Правда красивые? Попробуй!
— Эээ… ну, может, позже… — сказала я, прикусив губу.
Аз нахмурился. От улыбки не осталось и следа:
— В чем дело? У тебя… у тебя живот, что ли, болит?
Я покачала головой.
Он с удивлением засунул лицо в коробку.
— Они ведь… они ведь гораздо вкуснее, чем выглядят!..
— Да нет, они выглядят просто превосходно, Аз! Дело в том, что… ну… мне нельзя шоколада. У меня аллергия.
— Ну конечно! Ты же всегда любила шоколад! — рассмеялся он. Осознание своей ошибки пришло к нему почти сразу. Я бы к шоколаду действительно не притронулась. Лиловые глаза заблестели, а губы искривились от дрожи. Вырвав коробку из моих рук, он выбежал из комнаты.
— Прости!.. — выкрикнул он плачущим голосом.
— Аз, остановись! — крикнула я вдогонку.
Когда я спустилась в гостиную в одной пижаме, Азриэля уже и след простыл. Мама, вышедшая из кухни с пирогом, приготовленным на завтрак, с недоумением уставилась на меня:
— Доченька, что случилось?..
— Аз… я потом объясню!.. — выпалила я, напяливая верхнюю одежду и отправляясь на поиски.
Чтобы найти Аза, мне пришлось побродить по лесу. Наконец я напала на след: звуки плача становились все отчетливей. Идти пришлось вверх по склону хребта — туда, где до этого мне ни разу не приходилось быть. Достигнув вершины, я замерла: глазам предстала невероятная панорама. Ничего подобного видеть мне еще не приходилось. Я бы стояла и смотрела, разинув рот, если бы не увидела Аза, сидящего на упавшем кедре.
Услышав мои шаги, он повернулся в мою сторону и вздрогнул, увидев, как я приближаюсь. Чтобы он не убежал, я стала говорить с ним:
— Аз, подожди!
Вместо ответа он закрыл лицо руками и снова начал плакать. Коробка с конфетами лежала рядом с ним на том же кедре.
— Прости меня, пожалуйста!
Подняв на меня заплаканные глаза, он заморгал и, шмыгнув носом, забормотал:
— «Прости»? За что?
— Ты сделал эти конфеты специально для меня! Старался! А я…