Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки

В тот день на парковке было довольно много машин, и здесь, как и на рыбалке, нужно было выбирать правильное время, чтобы охватить как можно больше людей. В первую очередь надо подходить к самым симпатичным парням, ведь их как раз и поджидало большинство.

Цокая каблуками по асфальту, я подошла к водительскому сиденью. Парень поднял на меня глаза. Я улыбнулась.

– Можете немного опустить окно? – спросила я, изобразив пальцами с розовыми ногтями отрезок длиной в дюйм.

Парень приоткрыл окно, и я бросила ему набор. Не говоря ни слова, ведь мне просто хотелось, словно невидимый человечек, разносить мужчинам наборы, а не портить им настроение. Парень взглянул на пакетик, видимо, ожидая увидеть Библию. Он озадаченно улыбнулся, а я уже направлялась к следующей машине. Если действовать уверенно, так, словно ты здесь и должен быть, то никто не станет задавать лишних вопросов. А потом я села в машину и развернулась. Эдакий одинокий странник. Что это за блондинка?

В кабинете Нормана в «Открытии» время от времени появлялся один очень милый паренек. Он очень удивился, узнав, что я езжу в Бойл-парк и другие подобные места, и уговорил меня взять его с собой. Он был болен и знал, что жить ему осталось недолго.

– Я и одна неплохо справляюсь, – сказала я.

– Но я тоже хочу поехать, – настойчиво возразил парень, поправляя очки, которые стали слишком большими для его исхудавшего лица.

И я согласилась, потому что ему, казалось, было очень одиноко. Мы встретились в парке и, дожидаясь, пока наступит самое оживленное время, обменивались историями о наших любимых дрэг-квин – словно сравнивали коллекции карточек с бейсболистами. Я упомянула одного обожаемого мной дрэг-квин, легенду Литл-Рока. Она была настоящей оторвой, и мне рассказывали, как однажды она гналась за парнем, заклеившим ее косметичку суперклеем прямо перед конкурсом красоты.

– Говорят, она его подковала! – сказала я. – Сняла туфлю и так сильно ударила по лицу, что у него остались отметины, напоминающие следы от гвоздей.

– Ага, – сказал парень.

– Интересно, что стало с тем парнем? – произнесла я.

Мой собеседник снял очки и показал мне небольшие оспины на виске.

– Это был я.

По крайней мере, он мог над собой посмеяться. Ему очень нравилось раздавать наборы, так что я очень удивилась, когда однажды вечером он не явился в Бойл-парк. Я подумала, что у него дела.

На следующий день Норман сказал мне, что наш друг умер. Накануне ночью он подцепил в баре двух здоровенных парней и привел их к себе домой. Они забили его молотком, а потом стали говорить, что применяли самозащиту, ведь «этот гомосексуал» заманил их к себе. Два амбала против худенького милого парня, который хотел меня оберегать. В городе поговаривали: «Что ж, он оказался педиком, а они и не знали. Добрые христиане!» Добрые христиане, ничего не скажешь.

Звонки из больницы святого Иосифа никогда не предвещают ничего хорошо, но, по крайней мере, Эллисон нравится тамошняя еда. Мы с шеф-поваром Джеймсом дружили со школьных лет, и он мог присмотреть за Эллисон. Он усаживал ее за лучший стол и делал все, чтобы она чувствовала себя особенной. Так что я могла возить туда дочь в качестве награды.

Мне сообщили, что к ним поступил новый пациент, но не сказали, что он ни слова не знает по-английски. Энджел был симпатичным парнем, который, добираясь в Хот-Спрингс из Мехико, чем только не занимался. В период с ноября по апрель у нас в городе можно было устроиться на ипподром или на посадку деревьев, где Энджел подрабатывал.

У него обнаружили СПИД, но не могли объяснить ему диагноз. Его поместили в огромный изолятор. Выглядел он так, словно готов был кого-нибудь убить – настолько был напуган. Из больницы я поехала прямиком на ипподром, чтобы спросить у своего друга Боба Холтуса, нет ли у него конюха, который говорит по-испански. Боб был лучшим тренером всех времен, и я знала, что у него непременно найдется нужный человек. Боб ткнул пальцем в одного из работников, потом указал на меня и сказал ему:

– Поезжай.

Вернувшись в больницу святого Иосифа, мы всё растолковали Энджелу. Казалось, переводчик расстроился сильнее, чем сам больной. Он передал мне, что больше всего Энджел опасается депортации.

Через некоторое время я перевезла Энджела из больницы в небольшую гостиницу, где жили еще с дюжину других мужчин. Это место с единственным туалетом в конце коридора, казалось, не ремонтировалось с 30-х годов. Гостиница была приспособлена только для проживания мужчин – ведь раньше женщинам не полагалось путешествовать, а если это и происходило, то с такими дамами никто не желал иметь дело. В результате в этой гостинице у меня появилось еще двое подопечных: Карлос и Антонио.