Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки

Энджела приходилось буквально отлавливать – он постоянно от меня убегал. Как только он оказывался в опасности, инстинкт заставлял его бежать. Машины у него не было, так что он просто ходил пешком. Я могла ехать за рулем и заметить бредущего мимо пьяного Энджела. Замедлившись, я понимала, что ему нехорошо. Всякий раз, когда я подбирала Энджела на дороге, мне приходилось мчаться в больницу, и, пока мы с ним ждали врача в приемном покое, он во весь голос распевал мне любовные песни на испанском. Его приводили в палату, но к тому времени, как я оказывалась дома, Энджел из больницы уходил опять. А потом через переводчика обвинял меня в том, что я оставила его одного.

Как-то раз я забрала его одежду к себе домой, чтобы он не смог так просто сбежать из больницы. Я хотела постирать все его вещи и мечтала о том, чтобы Энджел наконец прошел полный курс антибиотиков. Конечно же, мне довольно скоро позвонили.

– Это вы увезли Энджела домой?

Я посмотрела на сумку, в которой были аккуратно сложены его вещи.

– Нет.

– Что ж, в палате его нет. Как и капельницы.

– О боже, – сказала я. – Ладно, я найду его.

Я поехала в гостиницу. Энджел был там. Он лежал в больничной сорочке под пустой капельницей, болтающейся на гвозде над кроватью.

– А ты, оказывается, ловчее, чем Гудини, – сказала я. – Только ты Нудини.

Энджел пристально посмотрел на меня.

– Loco[50], – сказала я.

И он улыбнулся. Я его просто обожала.

Довольно скоро Энджел вновь оказался в больнице. На этот раз с системным герпесом: все его тело покрылось болезненными волдырями. Когда я приехала проведать Энджела в больнице святого Иосифа, надо было подписать какие-то бумаги. Для этого нужен был свидетель, и Бог послал нам нового проповедника из методистской церкви. Он с важным видом расхаживал по больничным коридорам, выпячивая грудь. Этот напыщенный гусь меня ненавидел. И я не сама это придумала. Один знакомый рассказал, как меня обсуждали на заседании клуба «Ротари».

– Боже, новый священник совершенно точно тебя ненавидит, – сказал он мне.

И вот у меня появился шанс.

– О, как хорошо, что вы здесь, – сказала я. – Не могли бы вы мне помочь?

Священник нахмурился.

– Просто зайдите в палату. Мне нужен свидетель.

– А медсестра вам не подойдет? – спросил он, явно питая непреодолимое отвращение к Энджелу и его болячкам.

– Нет-нет, нам нужен такой важный человек, как вы. Мы займем у вас буквально секунду. Вам нужно расписаться в знак того, что вы присутствовали при подписании документов. Обещаю, вам не придется ни к кому прикасаться, просто встаньте вот здесь, у кровати.

Я немного помолчала: вот он, тот самый момент!

– Мм, а ручки у вас не найдется?

У священника с собой была ручка фирмы «Монблан». Это была его гордость! Он носил ее в кармашке так, что ее трудно было не заметить. Думаю, он держал ручку при себе на случай, если кто-то захочет выписать ему чек.

– О, – сказала я, показав рукой на блестевший в свете больничных ламп черно-золотой колпачок.

Священник тут же прикрыл его ладонью.

– А у них там ручек нет? – спросил он, кивнув в сторону сестринского поста.

Я недоумевающе посмотрела на священника. Зачем нам просить у медсестер, если ручку может одолжить нам проповедник? Немного помявшись, он наконец протянул мне свое сокровище. Думаю, ему было не по себе уже от того, что к ней прикоснусь я.

Я, в свою очередь, протянула ручку Энджелу.

– Вот, Энджел, поставь подпись вот здесь.

Проповедник в ужасе наблюдал, как этот прокаженный берет его драгоценную ручку. Тем не менее он взял ее обратно, хотя по его лицу было видно, что делает он это с большой неохотой. Было очевидно, что эта ручка ему слишком дорога. Вы бы видели, с какой ненавистью он на меня посмотрел!

Священник ушел, а я вспомнила, как в Евангелии от Марка Иисус встречает прокаженного. Иисус спасает больного, но хочет оставить это деяние в тайне. На прощание Иисус говорит излечившемуся: «Смотри, никому ничего не говори». Но тот парень начинает всем рассказывать о случившемся. И вскоре Иисуса перестают пускать в города, но Он «находился вне, в местах пустынных. И приходили к Нему отовсюду».

Мы с Энджелом, оставшись одни в нашем пустынном месте, улыбнулись друг другу.

Глава двадцать седьмая

Я сидела в квартире у Тима и Джима. Эллисон расположилась на полу возле Тима. Он рассеянно перебирал ее длинные рыжие волосы. Был конец марта, и Тим с Джимом снова переболели легочной инфекцией.

Когда Джим в последний раз лежал в больнице, он сказал, что ноги его здесь больше не будет. Он попросил меня помочь ему подписать добровольный отказ от реанимации.

– Мне эти крайние меры ни к чему, – сказал он, вероятно повторяя услышанную по телевизору фразу.

– Понимаю, – ответила я.

Ни один из них не хотел остаться в одиночестве и оплакивать усопшего возлюбленного. Они мечтали умереть в один день, чтобы оставаться рядом и после смерти.

– Нас кремируют, – сказал Джим, – и ты можешь ссыпать наш прах в одну урну.

В разговор вклинился Тим:

– А еще ты можешь где-нибудь развеять наш прах. Например, в парке.

– Там, где вы цепляете парней, – сказала я.