Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки

Все эти события происходили около тридцати лет назад, и с тех пор что-то поменялось кардинально, а что-то не изменилось совсем. После того как не стало Билли, семья «Нашего дома» потеряла еще нескольких своих членов. Я видела, как черствеют те, для кого похороны стали привычным делом. У меня часто спрашивали, можно ли развеять прах возлюбленных на кладбище Файлс, и я отвечала «да», не зная, куда деваться от угрызений совести: я без конца бегала из одной больницы в другую, и времени на кладбище просто не оставалось. Я так и не смогла устроиться в какую-нибудь связанную со СПИДом организацию и продолжала работать в одиночку.

В конце 1995 года ученые разработали новый класс препаратов – ингибиторы протеазы, и с тех пор люди со СПИДом стали жить намного дольше. До нас новые лекарства дошли не сразу, но в конце концов они появились и в Арканзасе. А вместе с ними и «эффект Лазаря»: люди, которые, казалось, были обречены, вдруг получали шанс прожить долгую жизнь. Вот об этом мы с ребятами мечтали!

Только теперь влиятельным людям, пытавшимся заработать на СПИДе, стали совершенно не нужны мои услуги: не было умирающих, за которыми нужно было ухаживать. Я оказалась функционально устаревшей. «Спасибо за службу. Дальше мы сами». Экспертам было виднее, ведь им платили за знания.

Я стала гидом по рыбалке: мы с туристами уплывали на два, а то и на три часа. Я разносила по гостиницам листовки: «Сначала вы удивитесь: разве она умеет рыбачить? А затем будете готовы держать пари, что да». Дела шли неплохо, но постепенно туристы перестали приезжать в Хот-Спрингс. В 2000 году я наконец решилась переехать и погрузила все свои вещи в золотистый «Форд-Экплорер» – в итоге он оказался набит битком. Мне было грустно расставаться с кладбищем Файлс, но сам Хот-Спрингс, казалось, был только рад моему переезду. Многие так и продолжали ненавидеть меня за помощь гей-сообществу, а остальным просто не хотелось иметь перед глазами постоянное напоминание о том, как подло они поступили со мной или с кем-то еще.

Перед моим отъездом во время церковного ужина ко мне подошел доктор Хейз, бывший проповедник в нашей методистской церкви:

– Я хочу попросить у вас прощения. Я был неправ.

Он примирился внутри себя с тем, что среди нас есть лесбиянки и геи, и понял, что они такие же люди, достойные Божьей любви.

Передо мной стоял старик, отчаянно пытающийся заслужить место в раю.

– Нет, доктор Хейз, – ответила я, собрав всю свою приветливость. – Я не могу принять ваши извинения.

У священника вытянулось лицо, а я продолжила:

– Не мне решать, заслуживаете ли вы прощения. Каждое воскресенье вы говорили ровно о том, о чем я мечтала услышать всю неделю. Как будто вы читали мои мысли. И спасибо вам за это. А что до ваших извинений… Их следовало бы принести мужчинам, о которых я заботилась, но их уже нет в живых.

И я говорила не только о тех, кто умер от СПИДа. Были и те, кто покончил с собой, будучи здоровым. И их было немало. Эти люди смогли не заразиться в мире, где бушует эпидемия СПИДа, и все это только для того, чтобы уйти из жизни добровольно. Но я знала, с каким грузом они жили, и понимала, почему этот груз мог оказаться для них непосильной ношей.

Уезжая из Хот-Спрингса, я не знала, куда именно хочу попасть. Знала только, что, увидев правильное место, сразу пойму: это мое. Я думала, что, вероятно, остановлю свой выбор на Флориде: скорее всего, на Ки-Ларго, а может, и на Ки-Уэсте. Предки моего отца были родом из тех краев, а я, будучи любительницей рыбалки, возможно, смогу устроиться на рыбацкую лодку. Думаю, я пыталась воплотить в жизнь маршрут из путеводителя по Флорида-Кис, по которому «путешествовала» со столькими ребятами. Ки-Уэст всегда был финальной точкой маршрута, местом, где тебя никто не осудит и не сделает тебе больно. Я устала от бесконечных страданий.

Так далеко я не забралась. Остановилась в Орландо. Обратила внимание на тамошние высокие, поросшие мхом деревья. И на старые крыши. По этим признакам я определила, что в городе не бывает ураганов. Я хотела обосноваться там, где не могло произойти катаклизмов, из-за которых я потеряла бы все, что имею. Говорят, что нужно заниматься тем делом, в котором ты действительно разбираешься, и я зарабатывала себе на жизнь в похоронном бюро. Смысл моей работы сводился к продаже могил в зале ожидания Бога. Все это чем-то напоминало продажу таймшеров: постоянно знакомишься с новыми людьми, но видишься с ними лишь один раз.

В 2004 году на Орладно все-таки обрушились ураганы, причем такие, что некоторые не снимали доски с окон между двумя бурями. Мне было достаточно одного раза, и, когда у Эллисон родился первенец, я захотела быть поближе к дочери и переехала в северо-восточный Арканзас, где живу и по сей день. Кстати, у Эллисон уже трое детей – Джек, Айк и Элла, – и все они называют меня Коко. Слово «бабушка» мне никогда не шло.