Все на пике. Начало эпохи нищеты

Эти аксиомы, конечно, открыты для дальнейшего уточнения. Я попытался предвидеть вероятную критику, которая, вероятно, скажет, что этих аксиом недостаточно для определения концепции устойчивости. Наиболее очевидные из них заслуживают упоминания и обсуждения здесь:

Почему нет аксиомы, относящейся к социальной справедливости (аналогично Четвертому условию)?

Целью изложенных здесь аксиом является не описание условий, которые привели бы к хорошему или справедливому обществу, а к обществу, которое можно поддерживать в течение долгого времени. Неясно, необходимы ли идеальное экономическое равенство или совершенно эгалитарная система принятия решений для предотвращения краха общества.

Конечно, крайнее неравенство, похоже, делает общества уязвимыми для внутренних социальных и политических потрясений. С другой стороны, можно утверждать, что приверженность общества этим пяти аксиомам будет иметь тенденцию приводить к относительно более высоким уровням экономического и политического равенства, тем самым устраняя необходимость в отдельной аксиоме в этом отношении.

В антропологической литературе умеренные темпы потребления ресурсов и низкие размеры населения по сравнению с доступной ресурсной базой коррелируют с использованием эгалитарных процессов принятия решений и с экономической справедливостью - хотя корреляция искажена другими переменными, такими как средства к существованию (сообщества охотников и собирателей имеют тенденцию быть в высшей степени справедливыми и эгалитарными, в то время как потреблятские общества менее таковы). Если такая корреляция сохранится, возврат к более низким уровням потребления ресурсов должен привести к более, чем менее эгалитарному обществу14.

Смогут ли местные, национальные и международные лидеры когда-либо формировать государственную политику в соответствии с этими пятью аксиомами? Ясно, что политика, которая потребует прекращения роста населения - и, возможно, даже сокращения потребления ресурсов, не приветствуется, если только население в целом не убедится в необходимости сделать его деятельность устойчивой.

Однако, если лидеры не начнут придерживаться этих аксиом, общество в целом или некоторые его аспекты обязательно рухнут. Возможно, знание этого факта является достаточным стимулом для преодоления психологического и политического сопротивления, которое в противном случае сорвало бы усилия по достижению истинной устойчивости.

5 Попугаи и народы

НОВЫЙ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ фильм Джуди Ирвинг, Дикие Попугаи с Телеграфного Холма и одноименная книга Марка Биттнера, описывают несколько очевидных последствий для глобальной войны или мира, истощения ресурсов или мирового экономического кризиса. Тем не менее, они заставили меня задуматься о птицах, свободе и цивилизации способами, которые могут иметь отношение к этим темам.

Биттнер, уроженец штата Вашингтон, переехал в Сан-Франциско в начале 1970-х годов с целью продолжить музыкальную карьеру. Его мечты были разбиты уродливыми реалиями коммерческой музыкальной сцены, и он оказался бездомным. Отказываясь искать постоянную работу, он годами питался подачками и случайными заработками, в конце концов устроившись опекуном в небольшом доме на Телеграф-Хилл, оставив ему много свободного времени.

Поклонник духовной литературы и поэтов-битников, Биттнер вообразил себя однажды профессиональным писателем, живущим в дикой природе - где-то среди рек, гор и деревьев. Однако теперь он оказался застрявшим без денег в суровой городской среде и без какой-либо мотивации улучшать свое финансовое положение обычными средствами.

Однажды, читая интервью с Гэри Снайдером из сборника Настоящая работа, Биттнер наткнулся на следующий отрывок:

Город такой же естественный, как и деревня, не забываем об этом. Во Вселенной нет ничего неестественного по определению. Одно из стихотворений, которое мне больше всего нравится на Черепашьем острове, - «Ночные цапли», в котором говорится о естественности Сан-Франциско.

Биттнер пишет: «Для меня был смысл, который я сразу уловил: если бы я действительно искренне хотел знать природу, я бы начал прямо там, где я жил». И он начал наблюдать за птицами.

Однажды в 1990 году он случайно увидел четырех диких попугаев; в следующие недели появилось больше. Они его заинтриговали. Откуда они взялись? Он обращал внимание на голубей, воробьев и чаек в разбросанных садах возле своего коттеджа, но не мог вызвать к ним особого интереса. Попугаи были разными. Они явно не были местными и «всегда были хороши для смеха».

Со своей безумной настойчивостью они ринулись в сад единой, гармоничной группой. Затем, как только они приземлятся, дерутся. Иногда во время боя они запутывались в ногах друг друга и падали с веревок, изо всех сил пытаясь высвободиться, прежде чем обе птицы врезались.

Марк Биттнер с другом-диким конуром. Предоставлено: Джоселин Найтграунд.

Они тоже были влюблены друг в друга.