Всё началось с грифона

Лицо Саймона вытянулось. Я задумалась, как справился бы со всей этой болью мой отец. Я представила, как он подходит к Киплингу с иглой в руке, шепчет ему, чтобы тот не волновался; говорит, что еще немного нужно потерпеть, но потом агония и немощь отступят, исчезнут навсегда.

А потом…

Нет, это неправильно.

– Ему нужны обезболивающие, – сказала я. – А еще питательные вещества. Если он не может есть, поставьте капельницу. Сделайте рентген, МРТ, возьмите анализы крови и образцы кала. Потом нужно будет лечить все обнаруженные заболевания.

Слова казались пустыми: они извивались так, словно в моем желудке были угри и мне необходимо было выплюнуть их как можно скорее, не позволив себя укусить. Я ни разу не посмотрела на Саймона и Себастьяна, пока не закончила говорить и на ковре не оказались все скользкие слоги до последнего. Когда я наконец взглянула на них, то почти ждала увидеть на их лицах отвращение.

Увидев вместо этого облегчение, я тоже успокоилась.

– Значит, это излечимо, – вымолвил Саймон. – Получается, ему все-таки можно помочь.

– Возможно, ему станет лучше, – подтвердила я.

Снова угри.

– Вы сможете помочь? – спросил Саймон. – Сделать… то, что порекомендовали?

– Я все еще хожу в школу, – напомнила я.

Секунду Саймон хранил молчание.

– Разумеется, – сказал он. – В таком случае мне придется найти другого врача.

Саймон удовлетворенно кивнул.

– Пожалуй, мне стоит заняться делами.

Мужчина повернулся и вышел из комнаты.

Себастьян, оставшись стоять, смотрел на меня еще мгновение, а потом вышел вслед за дядей. Я услышала, как они вполголоса переговариваются в холле. С большим трудом я поднялась и подкралась к открытой двери, стараясь разобрать разговор.

– Позволь мне остаться еще хотя бы на одну ночь, – просил Себастьян. – Я хочу побыть с ним.

– Ему нужен отдых, – возразил Саймон. – Когда Киплингу станет лучше, ты сможешь проводить с ним столько времени, сколько захочешь. Может, мы даже соберемся всей семьей, чтобы отпраздновать его выздоровление.

– Но…

– Никаких «но», – прервал его Саймон. – Ты и так вызвал достаточно подозрений. Больная бабушка… Серьезно?

Я выглянула в холл. Себастьян опустил голову: казалось, он собирался уйти, но что-то его остановило.

– А если она ошибается? – спросил он. – Вдруг ему не станет лучше?

Угри, угри, угри.

– Не думай об этом, – сказал Саймон слишком поспешно. – Киплинг сильный. Он поправится. А мы пока должны продолжать жить своей жизнью – это единственный способ уберечь его.

– Мы могли бы сделать для него больше, если бы нам не приходилось держать все в тайне, – возразил Себастьян, в его голосе звучала безысходность.

– Ты расстроен, – произнес Саймон. – Киплинг много значит для всех нас. Мы проследим, чтобы у него было все необходимое.

Себастьян еще мгновение свирепо смотрел на дядю, а потом пошел обратно в комнату, где они оставили меня. Я прокралась обратно к кушетке и легла. Когда Себастьян вошел, в его глазах все еще горела ярость, но он сделал глубокий вдох, успокоился и сел в кресло.

– Киплинг не домашнее животное, – сказал Себастьян. – Он нам не принадлежит и мог бы уйти в любое время, но выбрал нас. Киплинг доверял нам на протяжении сотен лет. С ним все будет в порядке?

Мне не хотелось еще одной порции угрей, поэтому я просто беспомощно кивнула, надеясь, что смогу убедить его.

– А как дела у тебя? – спросил Себастьян через мгновение. – Ты в порядке?

Когда я посмотрела в его голубые глаза и не увидела там ничего, кроме сочувствия, что-то во мне сломалось.

Я не плакала, когда умер папа, ни на похоронах, ни после. Слезы так и не пришли. Но здесь и сейчас, в этом незнакомом месте, рыдания появились ниоткуда. Их было невозможно остановить, и я могла только сидеть и плакать, как маленькая и глупая девочка, совсем запутавшаяся в себе. Я даже не знала, о чем именно плакала: об отце, о странном и прекрасном звере в соседней комнате, о несправедливости всего происходящего, отдающейся бесконечным эхом из вереницы вопросов: «Почему, почему, почему».

– Бывало и лучше, – всхлипнула я, вытирая глаза и понемногу успокаиваясь.

Себастьян по-прежнему смотрел на меня, и, к моему удивлению, он, казалось, не испытывал отвращения к моим рыданиям.

– Не хочешь выйти немного подышать? – спросил он.

По всей территории поместья были проложены прогулочные дорожки. Себастьян повел меня через розовый сад и поле, предназначенное для какой-то неизвестной мне игры на газоне. Пока мы шли, он сыпал фактами из истории поместья: вот это крыло достроили в 1836 году, этот фонтан был подарком короля Георга, а эти витражи делали во Фландрии с использованием химикатов, которые сводили людей с ума.

– Откуда ты все знаешь? – спросила я.

– Моя семья очень серьезно относится к своей истории, – объяснил он. – Я думаю, отчасти потому, что один из ее членов видел все своими глазами.

– Я слышала, что ты сказал, – призналась я. – В холле.

Себастьян, казалось, смутился.

– Я не имел в виду…