Всё началось с грифона

Он бросил на меня подозрительный взгляд, пытаясь угадать не произнесенные мной слова. Я слабо улыбнулась ему и отвела глаза. После долгой паузы Себастьян сдался и вернулся к созерцанию деревьев.

– Ты можешь остаться у нас, если хочешь, – произнес он. – Места предостаточно.

Я очень хотела пообщаться с ним еще. Мне необходим был тот, кто понимал бы меня и не говорил загадками. Я нуждалась в этом.

Однако оставаться мне не хотелось: мысль о возвращении в особняк, о еще одной встрече с Киплингом заставляла мир дрожать, подобно ряби на пруду. Я хотела оказаться подальше отсюда, вернуться домой.

– Может, в другой раз, – сказала я. – Для меня все это очень непривычно.

Себастьян понимающе улыбнулся, но я видела, что он немного разочарован.

– Я надеюсь, мы будем поддерживать связь, – сказал он. – Не так часто можно откровенно поговорить с кем-то, с кем я не состою в родстве.

– Пока ты единственный человек, с кем я вообще могу об этом поговорить, – ответила я. – Так что согласна на сеанс предельной откровенности.

Себастьян улыбнулся мне. Казалось, он хотел добавить что-то еще, но промолчал.

Когда мы вернулись в поместье, Саймон вручил мне чек на сумму куда большую, чем я заслуживала. Он настаивал, что это была оговоренная ставка, и в конце концов я согласилась. Машина доставила меня в отель при аэропорту, и большую часть ночи я провела, меряя шагами номер под шелест дождя за окном.

Я испытала самые разные эмоции, с тех пор как пришла домой три недели назад и узнала о том, что папа умер. Шок, неверие, вина, гнев – я очень сильно злилась. Но эти чувства не были столь простыми и искренними, как те слезы, которые хлынули у меня из глаз в поместье Стоддардов. Теперь же, когда их больше не было, я чувствовала себя опустошенной, словно что-то внутри меня надломилось и теперь испытывало голод. Я ощущала это в груди, под ребрами, под родимым пятном в форме полумесяца прямо над сердцем. Грусть была правильной; она казалась естественной и искренней, приносила утешение, в отличие от всего остального, что я чувствовала за последние три недели. Однако у меня не получалось вернуть это чувство – я ощущала лишь растерянность и злость и ничего не могла с этим поделать.

Глава 5. Зорро

В ту ночь, вернувшись домой, я долго стояла под дверью папиной спальни, гадая, какие секреты могут скрываться за ней. Существовали ли другие животные, подобные Киплингу? Семьи, подобные Стоддардам? Сколько их было? Где они жили? Что это были за животные? Получилось бы у меня установить с ними такую же связь, как с Киплингом? Когда я была маленькой, отец рассказывал мне десятки историй. Сколько из них было правдой? И самый важный вопрос – тот, при мысли о котором живот ухал куда-то вниз: «Почему он ничего мне не говорил?»

Дрожащими руками я потянулась к дверной ручке, но остановилась прежде, чем мои пальцы коснулись латуни.

Неужели он и правда думал, что я не смогу сохранить еще один секрет?

Я адресовала свои гневные вопросы двери и тому, что было за ней, словно она была призраком моего отца и могла ответить мне, открывшись по собственной воле. Этого, конечно, не произошло.

«Ладно, – подумала я. – Я тебе покажу. Покажу, как умею хранить секреты».

Через два дня после возвращения из Англии я села на велосипед и поехала в школу, прокравшись на первый урок уже после его начала. Моя лучшая подруга Кэрри, сидевшая за первой партой, обернулась и одарила меня универсальным выражением лица, означавшим: «Какого черта, Маржан?» Я это заслужила, потому что после смерти отца вела себя словно призрак. Я как можно лучше молча изобразила извинение, и Кэрри бросила на меня короткий испепеляющий взгляд, который тотчас сменился искренним и теплым. «Ты в порядке?» – безмолвно спрашивала она. Я показала ей большой палец, а потом неопределенно помахала рукой, и жестами мы договорились встретиться после занятий.

Кэрри Финч была первой, с кем я подружилась в средней школе. В начале шестого класса, когда каждый пытался найти свое место, мы оказались с ней за одной партой на классном часе миссис Ашерман. Прежде всего я обратила внимание на безукоризненную аккуратность Кэрри. Все было так, как и должно быть: и ее светлые волосы, заплетенные в тугую косу, и золотистый загар, оставшийся после летних каникул, и даже ее привычка убирать рюкзак под стул. Она начала делать заметки, едва классный час начался, и еще до его конца умудрилась исписать целую страницу. Почерк у нее был мелкий, летящий и аккуратный. Сама я никогда не делала конспектов и не видела, чтобы мои ровесники так старательно слушали на уроках, тем более на классном часе. Я была очарована.