О Ките Грейс начала болтать без умолку за несколько недель до смерти моего отца. Это был старенький «Субару» универсал с пробегом в двести тысяч миль, который родители Грейс собирались подарить ей на шестнадцатилетие, которое…
– Черт! – воскликнула я, останавливаясь как вкопанная. – Я пропустила твой день рождения!
– Ты пропустила всего лишь небольшой ужин, – успокоила меня она. – Не переживай. Но теперь я смогу сыграть на твоем чувстве вины и заставить тебя пойти с нами, потому что, боже, Мар, поверить не могу, что ты пропустила мой день рождения!
Кит как-то умудрялся быть округлым и похожим на коробку одновременно, его фары, казалось, щурились, а решетка радиатора хмурилась. Он был длинным и низким, словно пытался проскользнуть под машиной побольше. Внутри тоже было тесновато, а серая обивка истерлась и потрескалась. И все же машина была машиной, тем более из нас троих водительские права получила только Грейс.
На всякий случай я позвонила в клинику, и Доминик заверил меня, что они прекрасно справятся и сами.
– Сходи повидайся с друзьями, – сказал он. – Фельдшеры подметут вестибюль, а я пополню запасы медикаментов и выключу свет. Все в порядке.
Мой велосипед легко поместился в багажник Кита. Кэрри, самая длинноногая из нас, вызвалась сесть на заднее сиденье, хоть там и было тесновато. Когда мы все пристегнулись, Грейс, желая нас повеселить, задним ходом выехала с парковки чуть быстрее положенного, и мы все рассмеялись. Затем мы опустили стекла, потому что внутри Кита пахло плесенью. К тому же было здорово ехать куда-то с лучшими друзьями в машине с опущенными стеклами. Через несколько минут мы подъехали к дому Кэрри.
– С возвращением, Маржан, – сказал отец Кэрри, увидев меня. – Рад тебя видеть.
Я ждала, что он спросит меня о папе или скажет, что ему жаль. Когда он этого не сделал, ограничившись лишь понимающим кивком, я почувствовала облегчение. Родители Кэрри были спокойными и дружелюбными людьми и никогда не задавали никаких неудобных вопросов.
Я достала из холодильника банку малиновой сельтерской воды, уютно устроилась в кресле-качалке и разложила перед собой домашнее задание, накопившееся за время моего отсутствия. Его было много. Администрация утверждала, что мне простили несколько недель прогулов, но теперь я начала в этом сомневаться.
Кэрри, как обычно, сидела на большой напольной подушке под окном, уткнувшись в учебник грамматики суахили. До нашего знакомства она шесть лет учила китайский в школе с языковым погружением и все еще любила время от времени практиковаться с Грейс. Иногда ее родители говорили дома на французском языке, поэтому можно считать, что Кэрри знала четыре языка.
Грейс, надев наушники, решала химические уравнения с выражением мрачной решимости на лице. Она лежала на диване, сбросив обувь, постукивая пальцами ног и листая страницы с молекулярными диаграммами. В какой-то момент Грейс сняла наушники и проворчала: «Это ненастоящая химия», а потом снова включила музыку и вернулась к работе.
Мы могли сидеть так часами, погружаясь в свои задания и проекты. Сейчас, пока я находилась с девочками, мир казался почти нормальным. У меня почти получилось притвориться, что я не была только что на другом конце света, не встречалась с больным грифоном, не чувствовала то, что чувствовал он.
Почти, но все же не совсем.
Той ночью, после того как Грейс отвезла меня домой, я села на кровать и нашла в телефоне номер Себастьяна. Когда я подумала о больном и слабом Киплинге, лежащем в темном зале, то засомневалась, но потом я вспомнила о Себастьяне. Пока я рыдала, он сидел рядом со мной, а потом, когда мы гуляли по территории поместья и смотрели на лес, мне показалось, что мир стал чуть понятнее и уютнее.
Мне хотелось, чтобы стало меньше путаницы. И хотелось тепла. Но больше всего на свете я желала поговорить с кем-нибудь по-настоящему.
«Привет, – напечатала я. – Это та американка, что залила слезами всю вашу изысканную мебель».
Уставившись на только что отправленные через океан слова, я стала ждать.
Раздалось уведомление, под моим сообщением появилось еще одно.
«Надеюсь, ты наконец-то взяла себя в руки».
Я улыбнулась.
«Все еще в полном раздрае», – написала я.
«Радуйся, что тебе не придется целую неделю мыть каждый вечер по двести тарелок».
«?»
«Наказали за прогул. Бить учеников теперь запрещено, поэтому вместо этого они пытаются сгубить нас повторяющимися однообразными действиями».
Пауза. Динь. Разве могут уведомления быть многозначительными? Это прозвучало именно так.
«Как ты?»
«Я вернулась только два дня назад и уже устала от всего».
«Станет легче, – написал он. – К этому привыкаешь».
Себастьяну не нужно было ничего объяснять, он сразу понял, о чем именно я говорила.
«Сколько времени на это нужно?» – напечатала я.
«Около семнадцати лет».
«Ты нисколечко не помог, но спасибо».
«Но тебе повезло, – написал он, – у тебя теперь прямая линия с сертифицированным экспертом по вопросам хранения великих тайн».
«Вот уж повезло».