– Если в литературе мы зафиксировали достаточно четко образование неких циклов – допустим, плеяду писателей Серебряного века, родившихся в основном в конце 19-го века, – можно ли говорить, что рождение и разрушение общества в России тоже подвержено каким-то циклическим процессам?
Я не знаю. Дело в том, что от народа до общества – серьезный шаг. Чтобы они были чем-то одним. До Октябрьского переворота у нас все-таки было классовое общество, в каждом классе существовали традиции, была наработана преемственность, поколенческая наследственность. Следовательно, работали такие аппараты, как совесть, стыд, обязанности… Это все довольно медленно развивалось, потому что страна была слишком велика. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Именно для того, чтобы разрушить все это и сделать одну кашу, и произошло это. Но из каши-то сварился советский народ! Сварился Советский Союз! Да, путем жуткой кровищи, злоупотреблений. А что, разве не вся история замешана на крови, подлости и мести? Ничего тут не поделаешь. Конечно, и на корысти, чудовищной корысти власть имущих. Тем не менее это было. Какой же неквалифицированностью надо было обладать правящей структуре, какой недипломатичностью и бестолковостью, чтобы это проиграть. Что уж говорить – даже и Западу невыгодно было падение Советского Союза! А нам что, выгодно? Невыгодно никому. А вот падение советской власти – да пожалуйста! Сейчас она трепыхается, как обрубленный хвостик от действительно могучего довольно и оплаченного геноцидом, кровью, десятками миллионов жизней исторического периода. Все это без раскаяния, без покаяния растрачено впустую. И следующий выходит и говорит: я чист. Не будем сейчас копаться, насколько чист любой из правителей, который доходит до верха, не надо. И одним поправлением кладбищенских крестов кладбища не поправишь.
Должен стать смелым тот человек, который у власти. А не функцией своих да наших… Дума, кабинет министров – это не общество.
– Ну а как вы сами считаете, есть предпосылки создания общества в России?
Ну раз люди выходят на улицу, значит есть. Следовательно, надо поддержать улицу – если ты настоящий правитель и если чувствуешь себя достаточно сильным. Чтобы не зависеть от собственной камарильи, для того и надо.
– Это решительный шаг, конечно. Скажите, а что вы имеете в виду, называя Россию «преждевременной страной»?
Это надо целиком цитировать или зачитывать. Я раком болел и писал завещание. Текст маленький и очень красивый. Но боюсь, что в красоте там тонет мысль, и вырывать из него нельзя. Там о том, что Россия должна сама себя настичь, что она все время пытается нагнать саму себя, в проекте, который не осуществлен… Но я приблизительно помню и говорю не то, что я написал. Текст хорош. Это грозная … доля? (нрзб.) – быть преждевременным… Это даже в отношении человеческих судеб грозно: когда люди вырываются некоторым образом вперед в том, что они мыслят, думают, творят – судьбы у них не очень симпатичные, да? А потом их объявляют пророками, что им абсолютно не нужно. Они, в общем, не тем занимались.
Я думаю, что единственное, что Россия все еще оставляет за собой – это будущее. Надо служить этому будущему, а не барахтаться в волнах времени под давлением внешних, промежуточных обстоятельств. Потому что и наводнения, и землетрясения, и кризисы экономические – это промежуточные обстоятельства. Надо прежде всего быть, а не казаться, и отвечать за свои слова. Ну, не знаю… Не буду я писать больше, и все. Потому что я не хочу написать хуже, чем я уже написал, а теперь я стар, скажем. Это правильное решение. Не буду я выпрашивать признание у кого-то, если я его не получил. Не надо!
– Но вы же не знаете, что у вас напишется! Может быть, у вас напишется в миллион раз лучше, чем написанное ранее…
Нет, не лучше. Другое что-нибудь. Хотя бы другое, то, чего я не писал. Вот последний текст, который… он совсем мне чужд и неприятен, потому что в жанре «не могу молчать» я никогда не хотел выступать. Я никогда не становился в такие позы. Однако вдруг решил, что надо. Понадеялся, увидел искренность в людях, которые выходят, а не купленность вовсе. Эта чекистская подозрительность, которую сейчас проявляют… Они сами, сами увидели, что этого больше терпеть нельзя, что это оскорбление – такие выборы. Хватит оскорблять людей! Тогда получится уже общество.