Все наизусть. Годовой творческий цикл

И вот столетие идет за столетием. А я давно люблю играть в эту игру, поскольку все время хотел сказать, что все было сравнительно недавно. И надо сказать, что люди не очень любят так смотреть на себя. Когда было, еще недавно – в 2004-м году, столетие, как Чехова не стало, то почти промолчали об этом. На столетие ухода Толстого все-таки потрачено было больше внимания. И – я уже дважды или трижды употребил здесь слово «проект». А надо сказать, что с горбачевской вольницы «проекты, проекты, проекты» из меня звучит, как из того попугая: «пиастры, пиастры, пиастры». Действительно, возникло много как бы не литературных идей. Хотя любое отдельное книгоиздание является проектом, а не просто опубликованием текста. Но мне нравилось осуществлять проекты другого рода. В 1998 году я отмечал тоже одно 60-летие – это было 60-летие гибели Мандельштама. Я готовился к этому заранее, чтобы во Владивостоке поставить памятник Мандельштаму, где он погиб, на Второй Речке. Удалось. Я был счастлив тем, что это удалось пробить через губернскую власть.

Значит, 60-летие крутится. Что у нас было 60 лет назад? 1952-й. Еще был жив Иосиф Виссарионович. И родился Владимир Владимирович Путин. Так что на даты надо оглядываться. Я помню, как мучительно пробовал что-то сделать к 100-летию Андрея Платонова. Но он был зажат тисками юбилеев вечного Пушкина и модного Набокова и почти пропущен. Но зато мне удалось отметить 50 лет без Платонова на следующий год. Так что мой прошлый век, который до сих пор мой, а не прошлый, 20-й значит, так и разделяется: полвека с Платоновым и полвека – без Платонова. Вот его еще не прочли. Еще его прочтут, не дай Бог, потому что эти мрачные утопии, которые он видел и пред-видел, и которые во многом осуществились, еще могут показать всему миру, насколько он прав в отношении человеческого бытия и страдания.

А мы сейчас готовимся, значит, опять к какому-то юбилейному торжеству, все ждем конца света, который явно – большая экономическая пиар– и прочая бизнес-программа по миру. Но тем не менее, почему-то тоже ложится на день рождения Иосифа Виссарионовича – 21 декабря. 133 года ему будет. Если случится конец света, то он ухмыльнется из своего ада или чистилища, где ему положено быть. Но не будет конца света, потому что все-таки над нами есть Высший суд и Высшая власть, и она пока, по-моему, этого не допустит. Потому что все, что существует до сих пор, столько раз должно было погибнуть, что только наличием Божьей воли можно оправдать, что все это продолжает быть.

Разговор перед концом света. Света, действительно, неприятно мало, витамина D, кажется, поступает недостаточно, но это не метафора, а это природа, которая из всех сил продолжает не халтурить. Даже и при большевиках она не халтурила, сезоны соблюдала, а мы, как и при них, не готовы к снегопаду. Что происходит? Вот приезжаю я из Питера 28 числа – есть нечего, бегу в соседний ларек. Оказывается, их сносят. Это такая мера усовершенствования нашей жизни. Почему-то каждый новый мэр начинает укладывать плитку, по которой нельзя ходить или можно упасть – это что в Питере, что в Москве. Не понимаю, что это за параллельное производство, но мэр входит в новую жизнь всегда с новой плиткой. Сейчас у меня под окнами перекладывают рельсы и сносят ларьки.

Я вспоминаю четверостишие, такой Яша Аким был, симпатичный поэт. Он писал про свой родной городок, кажется, Галич: «Поспешно разрушались церкви и долго строились ларьки…» Сейчас явление, вроде, обратное: быстро сносят ларьки и поспешно возводятся церкви. Это хорошо, что церкви реставрируются, как-то это украшает, но не будем много говорить о церкви, потому что, к сожалению, она слишком близка с властью, что тревожно. Института комиссаров нет, а священники комиссаров не должны заменять. Как-то мы ехали с Юзом Алешковским и его женой, еще в 70-е, и видим большую растяжку-поздравление к ноябрьским праздникам, там, естественно, «Слава КПСС» висит. Ира, жена Алешковского, остроумная женщина, говорит: «Вот поедешь однажды, а вместо «Слава КПСС» будет «Слава Богу».

И вот время прошло, а прошло ли? Мы живем во времени, которое окончательно себя потеряло. Я недавно смотрел по интернету картину Мирзоева «Борис Годунов». Прежде всего, мне понравился там Пушкин. Одна из заслуг режиссера та, что он не выкинул и не изменил ни единого слова. Целиком текст «Бориса Годунова», но положен на современную действительность.

Но до чего же ничего не произошло! Это к тому, что в 2013-м будет еще 400-летие Романовых. Абсолютно ложится каждое слово на то, в чем мы живем. И я, честно говоря, всю жизнь «Бориса Годунова» любил меньше из Пушкина и понял, какой я дурак. Просто он был грамотнее меня и лучше исторически мыслил. Сказать, что он пророк или провидец – это неправильно, гений.

Все легло, легло одно на другое. Мы живем по-прежнему в той же системе, которая была.