Все народы едино суть

— Вот все так у вас говорят. А мне надо гнать. Я, видишь ли, не индийский житель. Ты, поди, за мусульманина меня принимаешь, а я как раз и не мусульманин. Издалека я пришёл и края вашего толком ещё не знаю.

Индус поднял голову. В его взгляде была насторожённость лесного зверя. Впервые за всё время встречи он внимательно оглядел Никитина.

— Мне недоступен смысл твоих слов! — наконец ответил он.— Я простой купец, не изучавший вед. Но я хорошо знаю, что ничто не свершается без воли богов, и не ищу правых и виноватых.

Афанасий с досады поморщился.

— Недоверчивый народ у вас! — сказал он, вставая.— Не хочешь говорить — не надо. Поищу ещё…

Хасан принял неудачу Никитина без удивления.

— Вернёмся в Бидар! — советовал он.— Там легче найти товар. И спокойней там. Говорят, поутру приходила пантера, зарезала быка. А ты ходишь по ночам. Нельзя. Ты не знаешь Индии. Здесь на каждом шагу опасности.

— Пожалуй, вернёмся,— задумчиво проговорил Никитин.— Хватит с меня и того, что видел.

Он уже не надеялся узнать что-нибудь новое, найти людей, которые ему поверили бы. Но когда он перед вечером лежал на кошме, слушая песни Хасана, делая вид, что дремлет, вход в мазанку загородила чья-то фигура и знакомый голос произнёс слова приветствия.

Афанасий поднялся. Перед ним стоял хозяин Гуру — Бхавло…

Индус говорил медленно, отбирая слова. Он виноват перед чужеземцем. Но да простят ему боги неведение. Гуру рассказал ему о дороге из Чаула и про обиду, нанесённую Асат-ханом. Об этом погонщик узнал от раба, от Хасана.

Бхавло скорбит, что позволил тени недоверия омрачить встречу с человеком, открывшим ему душу. Он готов искупить свою ошибку.

— Да какая там ошибка,— ответил Никитин.— Садись. Будь моим гостем.

Этот вечер оказался для Никитина очень важным. Афанасий много рассказывал индусу о Руси, о войнах с татарами, о проделанном пути. Индус слушал с любопытством, часто переспрашивал, многому удивлялся. И хотя не предложил камней, но обещал познакомить в Бидаре с известным ювелиром Карной и с другими индусами, хорошо знающими рынок.

— Ты полюбишь нашу страну! — сказал он.— И наш народ. Только держись дальше от мусульман. Эти люди приносят одно горе. Одно горе!

Когда Бхавло ушёл, Хасан приблизился к костру. Он ворчал под нос.

— Ты что? — спросил Никитин.

— Я не смею поучать тебя, ходжа,— с деланной смиренностью ответил раб.— Но с индусами не дружат.

— Ну, это не твоё дело! — прервал Никитин.— Сам соображу…

Хасан возился над котелком с оскорблённым видом, но Афанасий не пожалел о резкости. Хочет с ним ходить, пусть терпит. Спать легли молча.

А на следующий день вместе с Бхавло опять отправились в Бидар.

Многих знал в Бидаре Бхавло, и Никитин познакомился с несколькими индусскими семьями.

Первый, с кем его свёл купец, был старый камнерез, известный всему султанату шлифовальщик алмазов Карна.

— Этот человек — родной брат знаменитой красавицы Нуры, из-за которой опустела земля Райчора,— сказал Бхавло.— Полвека с лишним назад их семья жила на юге, в Мудгале, Нуре тогда исполнилось четырнадцать лет, а Карне было лет шесть. Нуру хотел взять в жёны бидарский тарафдар Кутб-ут-дин. Так и случилось бы, хотя он был мусульманин, а Нура верила в богов наших предков. Тарафдары всегда делали то, что хотели.

Лицо Бхавло судорожно дёрнулось, он умолк, задумавшись о чём-то своём.

— Дальше,— попросил Никитин.

Бхавло потёр лоб.

— Да… Но слухи о красоте Нуры дошли до Виджаянагара. Их принесли бродячие певцы и торговцы. И правитель града побед не захотел, чтоб индусская девушка рожала сыновей поработителю. Он напал на Мудгал, решив спасти Нуру и сделать её раджани. Воины махараджи дрались как львы. Но кто-то предупредил мусульман, и они оказались готовыми к бою. Мудгал отстояли. Нуру и её семью увезли в Гульбаргу. Там девушку отдали в гарем самого султана Фируз-шаха, который, увидев её, воспылал страстью. За это Кутб-ут-дин отомстил ему. Война с Виджаянагаром продолжалась, и в одном из боёв тарафдар изменил. Чудо спасло Фируз-шаха, получившего удар мечом… Жаль. Этого пьяницу и распутника надо было убить…

— Ну, и…

— Потом война шла ещё два года. Вот тогда опустел Райчор, вырезанный мусульманами…

— А Нура?

— Кто знает судьбу девушки, попавшей в гарем? О ней больше не слыхали. А отец Карны остался с семьей в Гульбарге, тогдашней столице. Когда же Ахмед-шах перенес двор в Бидар, он переселил туда и лучших мастеров. С тех пор они живут здесь. Только старший сын Карны, Раджендра, ушёл в Дели. Но там и погиб.

— Как?

— Он поверил одному купцу. Они вели дела вместе, а когда наступило время рассчитаться, тот обвинил Раджендру в надругательстве над исламом. С Раджендры содрали кожу…

— Да неужели так может быть?.. Суд-то есть?..

— Суд? — повернулся к Никитину всем телом Бхавло.— Мусульманский суд не верит индусу. Погоди. Ты ещё узнаешь этих собак.

Ненависть и глубоко спрятанная боль прозвучали в словах Бхавло. Лицо его словно окаменело, кулаки сжались так, что побелели суставы пальцев.