Все народы едино суть

Рангу не стал подкидывать в костер приготовленные было сучья. Огонь медленно умирал. Никитин лежал на кошме, следил за умирающим пламенем, и ему было тяжко и тоскливо. Спал он плохо. Но утром ночные сомнения показались ему слабостью. Он пришёл сюда за алмазами, и он добудет их, как бы их тут ни приносили. Будут у него алмазы!.. И он остался у копей.

Они прожили здесь до октября. Рабы приходили нечасто. Алмазы у большинства были очень мелкие, нечистые. Лишь к октябрю Рангу и Никитин набрали такое количество камней, которое позволяло закончить торг без убытка, окупить дорожные расходы.

И Никитин стал настойчиво звать Рангу в Видар.

В начале октября они разобрали шатёр и двинулись в обратную дорогу.

Глава седьмая

— Эй, кто такие?

Выехавший из-за холма конный отряд загораживал путь. Всадники неторопливо приближались: застигнутой врасплох повозке некуда свернуть и уже не скрыться.

— Мусульманские воины! — со страхом прошептал Рангу.

Никитину стало не по себе. Без всяких приключений проделали они уже большую часть пути до Бидара. Обидно, если сейчас что-нибудь случится. С Рангу было уговорено: всякой страже твердить, что ездили в Ориссу, к тамошним князькам, покупать камни. До сих пор сходило. Ну, а как эти воины не поверят, начнут расспросы, да и поймают на чём-нибудь?

Придерживая волов, Никитин думал и о том, что уже не первый мусульманский отряд встречался им. Похоже, Индия зашевелилась, как развороченный муравейник. Воины куда-то скачут, спешат. Не война ли какая началась?

Меж тем отряд приблизился, и Никитин свёл брови. Что-то очень знакомое было в передовом, богато одетом воине. Даже конь его — белый, статный — напоминал о чём-то…

— Мустафа! — воскликнул Афанасий.— Побей меня бог, Мустафа!

Воин тоже узнал Никитина. На мгновение бронзовое лицо гератца выразило замешательство, но он тотчас справился с собой и снисходительно заулыбался.

— Оставьте купцов! Это друзья! — приказал Мустафа воинам, окружившим повозку. Отряд беспрекословно повиновался ему. Никитин с удивлением глядел на гератца, доставляя Мустафе несказанное удовольствие.

— Тебя и не узнать! — проговорил Афанасий.

— Хм… А коня своего узнаёшь? — осклабился Мустафа, натягивая повод горячего жеребца.

— Мой жеребец у тебя?! Его же хан Омар купил!

— Вот он! Его назвали Гяуром, в твою честь. А хан Омар был хан — стал барабан!

Довольный своей шуткой, Мустафа громко захохотал, озираясь на воинов. Те усмехались.

— Ничего не пойму…— признался Никитин.— Загадками говоришь.

— Да ведь ты давно не был в Бидаре! — прищурился гератец.— Всё ездишь? А новостей много… Кстати, кто это с тобой?

Мустафа подозрительно разглядывал Рангу, и Никитин почему-то насторожился.

— Погонщик мой,— осторожно ответил он.— А что?

— А не знал ты такого — Рангу, камнереза?

Глаза Мустафы сверлили теперь обоих.

— Как не знать,— сказал Никитин, предчувствуя недоброе.— С ним из Бидара шёл.

— Куда?

— Да вместе восемь дней ходили, потом разошлись. Он, похоже, в Шри-Парвати собирался. Но зачем он тебе?

— Он враг султана. Плохих ты друзей выбираешь себе, Юсуф.

— Неужто враг? Да чем?

— Э! Рассказывать долго! Он замешан вместе с дедом в заговоре хана Омара. С деда уже спустили шкуру. Один Рангу скрылся. Но и его поймают.

— Не может быть! — выговорил Никитин.

— Я сам помог раскрыть этот заговор! — надменно произнес Мустафа.— Кстати, ты знал и купца Бхавло. Этого тоже казнили. Благодари хазиначи Мухаммеда — он заступился за тебя, сказал великому везиру, что ты знаком с этими индусами по неведению. Ты можешь вернуться в Бидар спокойно.

Ошеломлённый страшными известиями, Афанасий не знал, что ответить.

Небрежно кивнув ему, гератец тронул коня.

— Счастливого пути! — бросил он.

Афанасий растерянно приложил руку к груди. Отряд удалялся.

— Рангу! — произнес Никитин.— Это правда — с заговором?

Рангу невидящими, залитыми слезами глазами смотрел на дальние холмы. Говорить он не мог. Лишь отрицательно потряс головой.

В одном дне пути от Бидара они расстались. Рангу должен был дождаться Афанасия в деревушке. Никитин же собирался узнать, что сталось с семьей Карны, расспросить у хазиначи Мухаммеда, правду ли сказал Мустафа, и если Карна жив — похлопотать за него.

Взволнованный, со стеснённым сердцем, въехал Афанасий в ворота города. Неясная тревога за собственную судьбу не покидала его на знакомых улицах. Тревожила участь друзей.

В городе, казалось, всё было по-прежнему. Орали на узких улочках верблюды. Сгибались под тяжёлыми ношами тощие носильщики. Приоткрыв чадру, юная мусульманская красавица игриво улыбалась встретившемуся дружку. В тени забора сидели на корточках любители перепелиных боев, подбадривали яростными возгласами дерущихся пичуг. Брёл, обливаясь потом, продавец халвы, тараторили у порога две индуски с синими значками замужних женщин на лбу. А в светло-синем небе молочно-белые, легкие, как облака, и, как облака, равнодушные, парили силуэты дворцов.

Но всё было не такое, как прежде.