Все народы едино суть

Разумеется, поведение византийских вельмож отнюдь не было главной причиной падения империи; социально-политический строй Османской империи далек от тех порядков, которые рисовали сторонники идеи «турецкой реформации» в Европе[1], к числу которых принадлежал и Пересветов; образы Константина Ивановича и Магмет-салтана далеки от их реальных исторических прототипов. (Кстати, отцом реального Константина Ⅷ Палеолога был Мануил, имя «Константин Иванович» подчеркивает собирательный характер образа.) Главное — в пропагандируемой на основе данных образов идее, в той системе ценностей, которую автор конструирует и защищает. Образы и Византии, и Турции имеют подсобный, вспомогательный характер. Весь этот арсенал аргументации нужен Пересветову, чтобы побудить Ивана Ⅳ ввести в своем царстве «правду»; по его мысли, внутренние реформы и преобразования, активная внешняя политика нужны России для того, чтобы избежать участи плененной турками Византии. Он поднимает ту же тему, которую раньше, в 20—30‑х годах ⅩⅥ века ставил другой публицист, Ф. И. Карпов, один из крупнейших русских дипломатов, светский писатель. Он ставил вопрос, что нужно, чтобы «сподвигнути дело народное или царство или владычество к своей вечности — правда или терпение» (в выражении «дело народное» исследователи справедливо видят перевод латинского «res publica»). Церковной доктрине терпения Ф. И. Карпов противопоставлял правду в нерасчленённости этического, юридического и политического аспектов. Между Карповым и Пересветовым есть и различия. Если писатель-воинник середины века считал допустимым сопряжение царской «грозы» с жестокостью, то идеал Ф. И. Карпова более гуманен и гармоничен: у него «гроза» сводится лишь к «закону и правде». С Пересветовым его роднят и размышления о гарантии «вечности» царства, и рассуждения о вознаграждении но заслугам, а не знатности, и светский характер мировоззрения, по прежде всего апофеоз правды. Характерен диалог, который ведут в «Большой челобитной» Пересветова волошский воевода Петр и некий «москвитин» Васька Мерцалов: «— Таковое царство великое, и сильное, и славное, и всем богатое царство Московское, есть ли в том царстве правда?.. Ты гораздо знаешь про то царство Московское, скажи мне подлинно! — Вера, государь, християнская добра, всем сполна, и красота церковная велика, а правды нет».

Тогда волошский воевода Петр заплакал и сказал: «Коли правды нет, то и всего нет». В другом месте Пересветов пишет о жизни без правды: «А земля и царство плакали и в бедах купались».

И. С. Пересветов писал об отношении порабощённых турками греков к «вольному», то есть независимому Русскому царству, о возлагаемых на него надеждах в деле освобождения. Эта мысль выражена и в публикуемом здесь Сказании, а ещё более ярко в Большой челобитной Пересветова: все православные народы, находящиеся под властью Османской империи, надеются с помощью России освободиться от «насилий турецкого царя-иноплеменника». Впрочем, эта тема не была новой для русской публицистики ⅩⅥ века. Раньше, в 20‑е годы, Максим Грек, знавший политическую ситуацию и настроения на Балканском полуострове, писал московскому великому князю Василию Ⅲ как бы от лица всех народов, пребывающих в османском «рабстве»: «Свободы свет тобою да подастся нам бедным». Этой идее и стоящим за ней связям и интересам предстояло большое будущее. Высказывания Максима Грека и Пересветова — это уже новый этап в развитии политического мышления по сравнению с тем, которое отразил летописец в связи с событиями на Угре: если тогда нужны были храбрость и мужество русских воинов, чтобы сама Русь избежала участи болгар, сербов, хорватов, греков, албанцев и других плененных иноземным поработителем народов, то теперь порабощённые народы обращают свои взоры к могущественному соседу, возникает естественное тяготение к единственному славянскому государству, обладающему полной независимостью.

В орбиту мировоззрения И. С. Пересветова включен широкий круг народов и государств. Устами греческих философов и латинских докторов он высказывает мысль о том, что любой народ может быть носителем правды — и русские, и турки. Широта взглядов сближает его с Аф. Никитиным, хотя это, конечно, разные авторы и разные мыслители, каждый из которых достаточно ярко отразил свою эпоху. В их восприятии мир населён разными, но в чём-то близкими, способными понять друг друга людьми и народами.

Связь времён существовала, хотя иногда казалось, что она распадается. Существовала и связь народов, хотя иногда казалось, что каждый из них живёт в замкнутом, изолированном мире. ⅩⅥ век в истории России не был периодом культурного одиночества. Не Пётр Ⅰ «двинул» Россию во всемирную историю. Это происходило значительно раньше. Международные контакты приобретали разные формы. Передовые мыслители разрабатывали идеи общечеловеческого единства культур, не воспринимая «своё» и «чужое» как разомкнутые, противопоставленные величины. Эти идеи, как и идеи правды и справедливости, унаследует и классическая русская литература нового времени.