Все народы едино суть

— Свёртывай! — не обращая внимания на муллу, покрутил пальцем Никитин.— Гурии уже ждут.

Теперь хохотали над беспомощно озиравшимся, обозлённым муллой.

— Почтенный! И ты уступишь неверному?

— Эй, мулла, на этом ковре он будет молиться своему Христу. Надбавь!

— Я продаю ковер! — поколебавшись, развел руками тезик.— Аллах свидетель, он даёт хорошо.

— Я плачу восемь тамга! — поднял руку мулла.— Плачу! Я не уступаю. Ковёр мой. Я был первый.

— Э, святой отец! Так не годится! — накладывая на ковер руку, упрекнул Никитин.— Восемь — моя цена. Ковер мой.

— И ты отдашь ковер иноверцу? — крикнул мулла тезику.— Стыдись!

— Но он правда первый назвал цену…

— Ты требуешь с меня больше? За одну тамга ты продаёшь свою веру, купец!

— При чём тут вера? — возразил Никитин.— Святой отец, не путай мечеть с рынком. Здесь все молятся одинаково.

— Ты слышишь, что он говорит?! Слышишь?! И отдашь ковер ему?!

Мулла трясся, народ покатывался. Тезик маялся, не зная, как быть. Никитин опять выручил его.

— Ладно, святой отец. Я уступлю из уважения к твоему сану. Видишь, я почитаю чужую веру даже на торгу. Нет, нет, не благодари! — сделал он вид, что удерживает муллу от благодарности.— Может, эти восемь тамга зачтутся мне в том мире.

— Тебе зачтётся только злоязычие и поношение святынь! — свирепо ответил мулла, отсчитывая деньги.

Муллу проводили свистом и насмешками.

Рыночному люду, падкому на зрелища, пришёлся по душе русобородый чужеземец, смелый и острый на язык. Никитина похлопывали по плечам, по животу, улыбались ему.

Довольный тезик предложил:

— Зайди в лавку. У меня не только ковры.

Никитин развёл руками:

— Друг! Если б у меня были деньги, я не уступил бы этого ковра! Откуда он?

— Из Бухары. Э, жаль, что ты без денег. Я бы продал тебе одну вещь… Ну, выпей со мной кумыса.

— Спасибо. А что за вещь?

— У тебя нет денег.

— Значит, ты не рискуешь прогадать на продаже!

— Это верно! — засмеялся тезик.— Но ты огорчишься. Вещь красивая.

— Разве красота огорчает?

— Конечно, если ею не можешь владеть.

— Можно радоваться и тому, что она существует.

— Хм! — ответил тезик.— Что пользы дервишу от юной наложницы шаха? Он может лишь воспевать её красоту и сожалеть, что не родился повелителем вселенной.

— Или постараться стать им.

— Дервишей — тысячи, шах — один,— вздохнул тезик.— Кто-то всегда несчастен… Ну ладно, я покажу тебе эту вещь.

В лавке, куда они вошли, тезик не стал ни в чём рыться, а достал из нагрудного мешочка обычный грецкий орех, каких тысячи росли по Дербенту, и подкинул его на ладони.

— Видал ты когда-нибудь что-нибудь подобное? — с лукавой усмешкой спросил тезик. — Такую красоту, такое дивное совершенство, такую редкость? М‑м? Приглядись! Это же сокровище!

— Ну, ну! — осторожно сказал Никитин.— Дай в руки…

— Держи.

Никитин ничего не мог понять.

Простой орех. Без подвоха. Но, видно, всё же не простой, иначе тезик бы так не улыбался. В чём же секрет? Может быть, внутри ореха что-нибудь? Да что же? Он лёгкий.

— Ничего не вижу! — признался Никитин.— Шутишь, купец!

— Его красота просто ослепила тебя! — наслаждался тезик. — Свет померк в твоих глазах. Напряги зрение!

— Возьми орех,— сказал Никитин,— не обманывай.

Тезик взял орех, ещё раз подкинул на ладони.

— Ой, ой! Разве я похож на обманщика?.. Ну, смотри лучше. Хорошо смотри… Раз, два… Видишь?

В руках тезика орех раскололся на половинки, а вместо сердцевины в нём показался нежный, фисташкового цвета комочек шелка.

— Эко баловство! — разочарованно усмехнулся Никитин.— К чему это?

— Не нравится? — с деланным огорчением спросил тезик.— А я-то хотел порадовать тебя! Ай, какая беда! Правда, кому это нужно, а? Бросить надо… Вот так. Вот так…

Говоря, тезик вскидывал рукой с комочком шёлка, и с каждым взмахом в воздухе вытягивалась и начинала медленно оседать нежная фисташковая дымка. Одна дымка, извиваясь, плыла над другой. И не прошло минуты, как всю лавку словно заволокло зеленоватым туманом.

Афанасий остолбенело поводил глазами. Сколько ж это локтей материи в орех влезло? Кто такую, тоньше паутины, соткал?

— Возьми в руки! — разрешил тезик.— Тяни, тяни! Не бойся! Можешь дёрнуть.— Никитин с опаской натянул туманную, нежную полоску ткани. Она была прочна. Потянул сильнее — не поддалась. Дернул — хоть бы что ей!

— Хочешь смерить? — спросил тезик.— Прикинь.

— Дела‑а‑а! — протянул Никитин, намерив двадцать локтей.— Вот это, верно, чудо… Скажи кто — не поверил бы. Эта материя для чего?

— Богач может сделать чалму, красавица — платье.

— И почём?

— Весь орех? Сто тамга.

— Сто‑о‑о?..

— Сто. Это редкость. Орех из Индии.

— У Никитина в мыслях пронеслось: сто тамга — пятьдесят рублей. Это здесь. В Москве — в десять раз… пятьсот. За орех, зажатый в кулак!..

— Ты из Индии?

— О нет! Я купил орех в Кермане.

Скатывая нежный шёлк, тезик говорил ещё что-то, шутил, но Никитин ничего не слышал. «А что, если…» — подумалось ему. Он отогнал эту мысль прочь, но она вернулась ещё более заманчивой и убедительной: «Ведь ты же собрался в Индию? — поддразнивало сознание.— Ведь тянуло тебя всегда в чужие края? Хотелось повидать их? Что ж ты?»