Все наши ложные «сегодня»

Не хочу показаться циничным, но ведь для моего преступления даже нет названия. Хроноцид? Изобретение необычного научно-фантастического термина лишь замаскирует необъятность свершившегося. Бывают явления, не поддающиеся определению и измерению.

В промежутке между 1965-м и 2016 годами родились четыре миллиарда человек. Замечу, что в моем мире это число приближалось к трем миллиардам, поскольку у нас эффективнее осуществлялся контроль над рождаемостью, слабее влияние религии и с развлечениями получше. Однако много жизней как бы балансируют между бытием и небытием, потому что на этом воспаленном пузыре – на миллиард больше народу, чем нужно. Вот она – реальная катастрофа для экосистемы! Складывается впечатление, что Земля может выдержать определенный тоннаж – чтобы родился один индивид, кто-то должен умереть, а ради всего человечества в утиль идут другие виды и формы жизни.

Я не желал этого, и мне некого винить. Даже моего отца. Теперь мне ясно, что я утратил способность мыслить, потому что всегда имел возможность обвинить моего батюшку во всем дурном, что случалось в моей жизни. Такова моя, так сказать, суперспособность.

И я не могу взвалить на него ужас содеянного или невозможность по-настоящему осознать случившееся. Какими бы ни были кармический вес или моральные последствия, долг лежит исключительно на мне.

Значит, мне надо признать его, когда придет время расплаты. Бытие – не то, чем можно манкировать.

65

Между прочим, никакого фантастического романа нет, понятно? Джон никогда в жизни не писал ничего, что можно было бы отнести к жанру романистики. Конечно, существуют его личные заметки – множество исписанных от руки страниц в молескиновом альбоме (откровенно говоря, мне они кажутся довольно претенциозными). Хотя, возможно, это своеобразная защитная реакция, потому что мой почерк никуда не годится. В моем мире никто не пишет от руки. Данное умение не относится к тем важным навыкам, которым обучают в школе. То есть я умею писать, но мне никогда не требовалось сжимать в пальцах карандаш.

В больнице это привело к серьезным трудностям. Врачи подвергли меня стандартному когнитивному тесту, в ходе которого я должен был писать всякие слова под диктовку, а потом результат сравнивали с давними образцами моего почерка. Он даже отдаленно не напоминал мои теперешние каракули. Мои неуверенные закорючки настолько сильно отличались от каллиграфических букв архитектора Джона, что медики твердо решили: бедняга перенес инсульт.

В итоге я был вынужден пройти целую серию когнитивных тестов и медицинских осмотров, которые ничего не выявили, кроме необходимости провести дополнительную серию бесполезных тестов и анализов. Результаты породили лишь множество бесед полушепотом, в которых совершенно некстати использовался медицинский жаргон. Постепенно лица врачей омрачились и приняли озабоченное выражение…

Мне удалось вырваться из заколдованного круга, придумав превосходное решение, ради которого я целый день учился писать, как Джон. Во время очередной проверки моя мимикрия оказалась вполне удовлетворительной, и все вздохнули спокойно.

Зато я кое-что понял о здешних медиках – они в основном и понятия не имеют, что происходит с пациентом, если он хоть немного не вписывается в рамки заданных стандартов. Любое несущественное отклонение может ввести их в ступор, однако они, естественно, никогда не признаются в своей слабости. Наверное, в медицинских институтах специально учат безупречной выдержке, хотя внутри тебя все сжимается от страха или кипит. Ну а мудреный клинический жаргон помогает наводить туману и производит впечатление на профана. Что ж, пациентам и их родственникам приходится несладко!

А когда я научился имитировать собственный почерк, они так обрадовались, что сразу объявили меня выздоровевшим. Оно и понятно, ведь медикам не нужно было искать ответ, лежавший за пределами их средневековых возможностей.

После того как я обрел свободу, родители отвезли меня на стройплощадку. Оттуда мы отправились ко мне домой. Мы ехали в автомобиле – он работает при помощи двигателя внутреннего сгорания, жрет очищенную нефть и вдобавок катится на пневматических шинах по дорогам, сделанным из асфальта и камня.

Моя квартира находится в узком небоскребе: из ее окон, продирая взор сквозь добрую дюжину таких же башен, можно разглядеть кусок озера Онтарио. Живу я высоко, так что скоростная дорога, которая находится неподалеку от квартала и вьется по эстакаде, не должна мне чрезмерно досаждать.