Здание библиотеки, в которой я видел деревья, прорастающие из гниющих книг, все еще стоит. Оказавшись в Абли, я мог бы постучаться в любую дверь и выяснить, кому принадлежали те карманные часы. Если хозяева живы, а часы находятся у них, я мог бы сделать им заманчивое предложение и заплатить баснословную цену за эту вещицу. Я мог бы подержать часы в руках, точно так же, как поступил в последний день в отцовской лаборатории.
Но какой смысл? Тикающие стрелки лишены жизни. Зачем мне смотреть на допотопный механизм? У него не было карьеры, как у Диши, или невесты, как у Эшера, или ребенка, как у Сяо. Часы не являлись моим другом, пусть даже я сам не был таким уж замечательным приятелем для кого-либо. Они не любили меня хотя бы самую малость, как любили меня Эстер, Меган или Табита – недолго и без особой радости. Они не изменили траекторию моей жизни, как сделала Робин за несколько великолепных ночей, полных смущения и робости.
Часы всего лишь вещь…
А потом, не в силах удержаться, я набиваю в строке «Пенелопа Весчлер».
Тридцать секунд я таращусь на экран, пока глаза не заполняются слезами, и дело не в том, что я, кажется, забыл, как нужно моргать.
Она есть – Пенелопа Весчлер.
Она существует.
Однако она – не Пенелопа Весчлер из моего мира.
71
Пенелопа Весчлер живет в Торонто. Любит, когда ее называют Пенни. Ей принадлежит книжный магазинчик в районе Лесливилл, в восточной части города, сразу за лентой темной жижи, известной под названием река Дон. В Сети много эмоциональных отзывов о магазине. Там проводятся чтения с участием авторов, проходят еженедельные встречи клубов книголюбов. А называется он «Печать – мертва».
Я щелкаю по ссылкам, пока не обнаруживаю фотографию Пенни.
Я смотрю на нее, одновременно заторможенный и взбудораженный.
Она – не Пенелопа Весчлер. Или, нет, это она, но похожая на кого-то другого. Она и
Выясняется, что, несмотря на изменения, которые я внес в вектор времени, ее отец, Феликс Весчлер, и ее мать, Джоанн Дэвидсон, точно так же полюбили друг друга еще в школе и решили создать семью вскоре после окончания колледжа. Удивительно, но Феликс захотел назвать свою дочь-первенца именно Пенелопой в честь любимой бабушки, и Джоанн согласилась. Пенелопа Весчлер, с которой я был знаком, не родилась 12 января 1985 года. А вот иная Пенелопа Весчлер появилась на свет 9 июня 1985 года, почти на пять месяцев позже.
Вместо «Пенелопа Весчлер, с которой я был знаком», я написал «моя Пенелопа», но удалил эти слова. Можно подумать, что Пенелопа принадлежала мне и такое действительно могло случиться в настоящем или в будущем…
Итак, теперешняя Пенелопа чем-то похожа на нее, но чем-то и отличается. Как будто они сестры. Она – генетический вариант, зачата теми же родителями, но немного позднее, обладает идентичной комбинацией хромосом, но с альтернативным результатом. Веснушки у нее не такие, как карта звездного неба на другой планете. Оттенок волос, цвет глаз, форма подбородка, ее оптометрические характеристики, эпидермальные сосочки на пальцах…
И целуется она иначе.
Я забегаю вперед. Как всегда, когда в моей жизни (в обеих моих жизнях, во всех моих жизнях) появляется Пенелопа Весчлер, дела идут наперекосяк.
72
Я стою на тротуаре перед магазином «Печать – мертва». Я не стал звонить и договариваться о встрече. А еще я думаю, что ее здесь может и не быть, но это к лучшему, поскольку я не в состоянии думать связно. Мои мысли путаются, свиваются в петли, в узлы, сливаются в шум океана. Я просто обязан был приехать сюда, не теряя ни секунды. У меня нет никакого плана.
На стеклянной входной двери – печатная вывеска с указанием времени работы. Магазин закрывается через двенадцать минут. Он расположен на первом этаже рябого кирпичного дома – наверху квартиры, справа захудалая адвокатская контора с плотно задернутыми затвердевшими от пыли шторами. Слева – кафе, где бородатый бариста в комбинезоне наполняет пенящимся напитком чашки клиентам: те ютятся на разнокалиберных стульях вокруг линялого деревянного общего стола. На всех лицах играют бело-голубые отсветы от экранов смартфонов, которые люди держат перед собой. По Куин-Стрит-Ист грохочет трамвай: он мерзко взвизгивает колесами на металлических рельсах, которые поблескивают на асфальте.
Я захожу внутрь. В помещении тепло, светло, пахнет чернилами и клеем. Я смотрю на ряды асимметричных грубоватых стеллажей из обновленных обшивочных досок. Обложки и корешки всех цветов и оттенков с надписями, сделанными разнообразными шрифтами. Витрины, в которых выложены экземпляры с автографами местных писателей. На стенах – оправленные в рамки оттиски старинных изданий.
И Пенни Весчлер на табурете за прилавком читает роман. Кроме нас, здесь никого нет.
Она не поднимает головы. Я мог бы уйти и остаться незамеченным.
Но я топчусь на месте.