Этажи хитроумного дома (отмечу, что в длину он гораздо больше, чем в ширину) соединены между собой эскалаторами с гибкой поверхностью из мелких плиток. Я понимаю, что это позволяет обеспечить передвижение человека с ограниченными возможностями, не жертвуя архитектурным стилем.
Мы оба располагаемся в креслах, которые в первый момент чуть-чуть провисают, а потом неощутимо обретают форму, которая максимально соответствует позе сидящих. Я пытаюсь пошевелиться, поерзать, но мне не удается найти более удобного положения, и в итоге я сдаюсь.
Лайонел прикасается к сенсорному экрану, вмонтированному в его многоцелевое кресло. Робот-бармен, парящий на воздушной подушке, наливает нам напитки через один из множества своих крошечных носиков.
Бурбон экстатически хорош – дымный, резкий. Мне хочется обнять восхитительного робота. От спонтанной демонстрации порождений технического гения, совершающейся столь непринужденно, у меня слезы наворачиваются на глаза.
Настоящее волшебство!
Лишь здесь, из всех мест, где я побывал, очутившись в этом искаженном кривым зеркалом мире, я впервые почувствовал себя как дома.
– Давайте сразу внесем ясность – просто на всякий случай, – начинает Лайонел. – Вы были у меня в лаборатории 11 июля 1965 года в день моего неудачного эксперимента. Я видел вас, хотя лишь одно мгновение, и вы выглядели практически так же, как и сейчас.
– Верно, – признаюсь я. – Вы совершенно правы.
Лицо Лайонела смягчается. Похоже, он испытал облегчение поскольку, наконец-то узнал наверняка, что у него не было галлюцинаций! Я узнаю это выражение, потому что точно так же выглядит и моя физиономия.
– Я очень долго ждал встречи с вами, – продолжает Лайонел.
– Как вы догадались, что я попал в вашу лабораторию из другого времени?
– Это был единственный разумный ответ, – пожимает плечами он.
– Ваш подход к определению разумности не таков, как у большинства, – замечаю я.
Лайонел смотрит в окно, откуда открывается потрясающий вид на море под обрывом. Он потягивает бурбон и щурится, когда крепкое спиртное щиплет язык.
– Эксперимент должен был получиться, – ворчит Лайонел. – Я рассчитал самые мельчайшие ошибки. Мои вычисления были точны. Но что-то пошло не так, как надо. Случилось что-то необъяснимое, сверхъестественное. Ну а вас я видел собственными глазами. Даже если принять во внимание искажения визуального или когнитивного восприятия из-за энергии, выпущенной моим устройством, можно не сомневаться в том, что я увидел
– Что вы включили? – уточняю я.
– Устройство, конечно.
– То есть Двигатель Гоеттрейдера?
Лаойнел изумленно глядит на меня. Вероятно, он хочет спросить, что означает термин «Двигатель Гоеттрейдера», но ведь факты говорят сами за себя!
Он улыбается. Очевидно, что Лайонел – не из тех, кто склонен постоянно расплываться в улыбке.
– Я пытался отгадать, как ваш народ назовет мое устройство, – хмыкает он.
– Мой народ? – повторяю я.
– Люди будущего. Разве вы не оттуда?
– Я из настоящего, – возражаю я. – Только из иного настоящего. Другого темпорального вектора. Того, где ваш эксперимент завершился удачно. Точнее, превзошел самые смелые ваши ожидания. Ваша машина, которую мы называем Двигателем Гоеттрейдера, стала прорывом в технологической революции. Двигатель преобразовал наш мир.
– Именно поэтому я и создал его, – соглашается он. – Это было моей мечтой.
– Она должна была осуществиться, – говорю я.
– Да, – кивает он. – Вернее, и да и нет. Утром, после того несчастного случая, я сбежал из больницы и пробрался в лабораторию. Я боялся, что мою машину могут уничтожить, и не мог этого допустить! И я твердо решил выяснить, что случилось в момент эксперимента. Я хотел заменить опытный образец ранним прототипом – фальшивкой, которую никто, кроме меня, не смог бы признать таковой. И представьте себе, мое устройство не пострадало! Аккумулятор был цел. Я собрал аккумулятор очень высокой емкости, который мог выдержать любое количество энергии, произведенной во время эксперимента. Когда я его проверил, он оказался полон. И я, разумеется, сообразил, что авария не помешала моему устройству работать.