Все наши вчера

– Мы пытались. – Это был четвертый пункт нашего списка. Та моя версия, должно быть, была крепка, как сталь. – Это не сработало. Подозреваю, что в мире достаточно таких же амбициозных и безжалостных людей, которые способны занять его место в твоей жизни. Ты веришь, Джеймс, – этого у тебя не отнять. И в конечном итоге у тебя все всегда сводится к цифрам. Ты предпочтешь причинить боль нескольким, чтобы спасти многих.

– И ты – одна из тех, кому я причинил боль? – спросил Джеймс.

Я кивнула.

– Через два года от нынешнего момента Марина и Финн покинут округ Колумбия. Это произойдет сразу после первого взрыва, в Сан-Франциско. Они испугаются, что Рихтер захочет избавиться от них, из-за того, что они много знают. У Марины имелась документация с какими-то твоими рассчетами по «Кассандре»…

Джеймс нахмурился.

– Этого не может быть. Существуют только мои оригиналы и копии, сделанные Натом, а их я уничтожил.

– Ну, я не стану тебе рассказывать, где она их взяла, – сказала я. – Я хранила эту тайну уже много лет и собираюсь хранить и дальше. К тому моменту, как Рихтер пришел за ними, они с Финном сбежали и забрали документы с собой.

Внезапно комната накренилась. Время схватило меня за горло. Нет! Только не сейчас! Но меня уже волокло прочь, затягивало в темноту.

Зрение прояснилось. Я была у себя в спальне, расхаживала туда-сюда. Финн сидел у меня на кровати, скрестив ноги.

– Меня от твоего мельтешения мутит, – сказал он.

– Извини, что мой страх вредит твоему нежному желудку, – огрызнулась я. – Можешь зажмуриться.

Финн поймал меня за руку, когда я заходила на очередной круг.

– Эй, все будет хорошо!

– Каким образом?

– Не знаю. Просто так полагается говорить.

Я рассмеялась, и от этого смеха у меня заболело горло. По крайней мере, на Финна можно положиться – он всегда будет честен.

– Сядь, – попросил он. – Пожалуйста.

Я неохотно опустилась на кровать и принялась теребить торчащую из покрывала нитку. Когда я дернула за нее, по всей длине покрывала побежала затяжка, указав на изъян в безупречной до этого ткани. Это навело меня на мысль о космических батутах и крохотных порталах сквозь пространство-время. Я поежилась и разгладила складки.

– Я боюсь его, – тихо проговорила я. – Я никогда не думала, что стану бояться его.

– И я тоже. Господи, да нам же такое и в голову не приходило! – сказал Финн. – Ну, в смысле, мы знали, что он зациклен на себе и на него нельзя положиться, но если ты тоже это чувствуешь…

Я сглотнула. Я ненавидела Финна за то, что он сказал это вслух. Я всегда втайне гордилась собственной преданностью, своей собачьей верностью тем, кого я любила. Я думала, что буду с Джеймсом вечно, что ничто не заставит меня предать его.

– Значит, так, – сказал Финн. – Нам надо уходить. Выбираться из города, пока не стало поздно, и не оглядываться.

Все вокруг потемнело и замигало, как будто кинопленка порвалась, а потом меня швырнуло дальше по времени. Я по-прежнему сидела у себя в спальне, но уже несколько дней спустя. Я собирала маленькую сумку – все, что позволили взять с собой контрабандисты. У нас не было нужных документов для поездки, а без документов нас никто не выпустил бы из округа Колумбия. За этим следили вооруженные морпехи на блокпостах. Родители Финна ничем не могли помочь, а мои помогать отказались, но уже существовала нелегальная сеть людей, которые могли вывезти нас отсюда за соответствующую сумму.

Финну было легко. Он жил в кампусе Американского университета, так что он мог оставить своему соседу по комнате записку, завещать ему телевизор и заначку вишневой колы и уйти.

Мне же нужно было дождаться, пока мать с ее новым бойфрендом, разряженные в вечернее платье и фрак, уйдут на какое-то благотворительное мероприятие. Лишь после этого я смогла пробраться к себе в комнату и отделить то, что по-настоящему необходимо, от того, что я просто не в силах оставить. Я положила в сумку запасную одежду, зубную щетку, пачку денег, которые уже несколько недель таскала у матери из кошелька по купюре за раз, ее лучшие драгоценности, чтобы сдать их в ломбард и разжиться еще наличными, и четыре выцветших листа бумаги из желтого блокнота – мой единственный страховой полис.

На пороге я обернулась и посмотрела на свою кровать, на постеры на стене, на свалку из украшений, косметики и оберток от жвачки на комоде. Это все теперь выглядело, как иной мир, какое-то место, существовавшее лишь во сне. На тумбочке валялась лицом вниз фотография в рамке. Я подняла ее и посмотрела на три радостных лица. Внезапно мне отчаянно захотелось взять ее с собой.

Но места в сумке не было. Я положила фотографию обратно и закрыла за собой дверь.

Я прошла по коридору и спустилась по лестнице. Шла я в носках, а свои самые прочные кроссовки несла в руках. Я уже почти добралась до входной двери, когда из темноты выступила Лус; возраст и печаль избороздили ее лицо.

При виде ее я мгновенно почувствовала себя ребенком, и у меня задрожала нижняя губа.

– Мне нужно уйти.

– Милая…

– Мне опасно здесь оставаться, – сказала я. – И ты тоже в опасности, пока я тут.