Все наши вчера

– Насколько? – спросил Джеймс. – Мне нужно знать, что это означает.

Я вздохнула и положила пистолет на колени. Я по-прежнему могла поднять его и выстрелить прежде, чем Джеймс сумел бы преодолеть разделяющие нас шесть дюймов.

– Это начинается примерно через год от нынешнего дня. Ты работаешь с Рихтером и УБР. Это место – не Коллегия исследований, а Управление безопасности и разведки, действующее под прикрытием, часть ЦРУ, сотрудничающая с Пентагоном. В моих воспоминаниях все шло в целом примерно так же, как и сейчас. Ты встретился с Рихтером, потому что он расследовал убийство Ната. Он заинтересовался твоей работой над четвертым измерением, и у него были ресурсы, которые ты нигде больше не смог бы получить. Наши отношения сделались натянутыми. Мне не нравился Рихтер и пугали перемены, которые я видела в тебе.

– Какие перемены?

– Ты стал даже еще более одержим своей работой. – Мне представился восемнадцатилетний Джеймс, излагающий мне свои теории. Страсть в его голосе была такой пылкой – почти что мания. – Твой идеализм был одной из тех вещей, которые я всегда любила в тебе, но когда перед тобой появилась перспектива действительно обрести способность изменять мир, ты сделался авторитарным. Ты настолько был убежден в своей правоте, что не принимал ни малейших сомнений. Это уже началось – разве ты не видишь?

Джеймс смотрел куда-то мимо меня.

– Типа того, что я ушел с Рихтером, хотя они сказали, что я уязвим, а ему нельзя доверять.

– Дальше будет хуже, – сказала я. – Намного хуже. Однажды – не знаю точно, когда именно – ты создашь машину в секретной правительственной лаборатории в глухом уголке Пенсильвании. Ты назовешь ее «Кассандрой». Тогда и начнутся изменения.

– Какие изменения?

– Самые разные. Например, до «Кассандры» все страны Европы образовывали единую нацию, именуемую Европейским Союзом, – сказала я. – У них было одно правительство, одна валюта – да все общее. Она существовала бы и сейчас, но вы с Рихтером при помощи «Кассандры» вернулись назад во времени и не дали этому случиться.

– Почему? – недоуменно спросил Джеймс.

Я пожала плечами.

– Рихтер убедил тебя, что Европейский Союз станет угрозой для США.

– Откуда ты это знаешь?

– Ты мне рассказал, – сказала я. – Во время одной из наших ночных бесед. Ты завел привычку приходить по ночам ко мне в камеру и часами напролет разговаривать со мной. В основном тебе хотелось говорить о тех временах, когда мы были детьми, но иногда ты рассказывал, что вы с Рихтером намереваетесь сделать. Правительственные лидеры, которых вы убили, террористические акты, которые вы устроили или предотвратили, стихийные бедствия, о которых вы могли бы предупредить. Помнишь, как в Новом Орлеане прорвало дамбу и весь город затопило?

– Конечно, – сказал Джеймс. – Но город своевременно эвакуировали.

– Изначально – нет. Ты позаботился, чтобы из Нового Орлеана всех вывезли до прихода урагана, потому что помнил случившуюся там трагедию.

– Вот видишь? – воскликнул Джеймс, и глаза у него сделались круглыми, словно у ребенка. – Я делаю добро! Я только этого и хочу – делать мир лучше!

– Я знаю. – На мгновение у меня появилось искушением посочувствовать ему, но я подавила этот порыв. – Думаю, именно поэтому мне так трудно нажать спусковой крючок – потому, что я знаю, что даже будущая версия тебя, натворившая столько кошмарных вещей, искренне верит, что действует ради большего блага. Через три года от нынешнего момента на Манхэттене взорвется «грязная» атомная бомба. Она убъет тысячи человек и сделает радиоактивным северно-восток.

Голос Джеймса превратился в шепот.

– И я предотвращу это?

– Не совсем, – сказала я. – Ты – а скорее Рихтер – решишь, что предотвратить один взрыв недостаточно, потому что тогда просто случатся другие. Вместо того, чтобы предотвратить взрыв, ты захочешь, чтобы страна не была уязвима для них. Так что ты пошлешь людей назад, в разные точки – через год от нынешнего момента, через два, через шесть месяцев, – и прикажешь им взорвать серию бомб поменьше в полудюжине городов. Вместо тысяч умрут сотни, а правительство введет десятки новых мер безопасности, по сравнению с которыми нынешние – все равно что охрана торгового центра. Национальные биометрические удостоверения личности, запрет путешествовать без разрешения, электронные системы наблюдения, металлодетекторы в каждом здании, видеокамеры на каждой улице. Стало невозможно что-либо сказать или купить без того, чтобы правительство не узнало об этом. «Грязная» бомба никогда не взорвалась, и в некотором смысле мы в большей безопасности, чем когда-либо, но…

– Я создал полицейское государство, – сказал Джеймс с явственным ужасом. – Тоталитарное правительство.

– Рихтер хуже, – сказала я. – Он рассматривает время как оружие, даже более мощное, чем бомбы, которое можно использовать против Китая, или Северной Кореи, или любого, кого он сочтет угрозой. Я уверена, что он втянул тебя во множество вещей похуже, но к этому моменту ты был настолько ослеплен, что не заметил этого.

– Тогда почему бы тебе не убить его, а не меня? – возмутился Джеймс.