Володе, вернувшемуся из ВГИКа поздно, я тоже не сказала ничего – и он не произнес ни слова. Так прошло три дня – тема не обсуждалась. Эти дни пролетели как в бреду, и я их не очень помню: занималась обычным уходом за маленьким ребенком, только в менее напряженном режиме, потому что помогали мама и Юра. Все эти дни я жила, постоянно думая, как с достоинством выйти из сложившейся ситуации. Меня огорчало, что мама с Юрой невольно стали свидетелями моей драмы, но я не собиралась с ними ее обсуждать. Я привыкла с давних пор все личное от мамы прятать. Это не мешало мне любить ее безмерно, но вход в мою личную жизнь был закрыт для всех. Мама это понимала и никогда не пыталась даже что-либо разузнать или посоветовать.
С Володей я тоже не хотела говорить, пока мои рядом. В моем представлении идеальная ситуация выглядела следующим образом: как только мы проводим маму и Юру в Брянск, спокойно сказать Володе, что брак наш закончился, и предложить ему от нас съехать. Володя – человек взрывного темперамента, и потому реакция могла быть разной. Именно поэтому я не хотела, чтобы рядом присутствовал кто-нибудь еще, пока мы выясняем отношения. Да я и выяснять ничего не хотела. Если бы Володя начал бурно возражать, я бы переждала бурю и после повторила бы свое предложение и повторяла бы до тех пор, пока бы он не понял, что это не предложение, а ультиматум.
Через эти три дня, снова отправив Юлю с Юрой на прогулку, а Володю во ВГИК, мама предложила мне поговорить. Я считала, что говорить особенно не о чем – дело решенное, – и удивилась, что мама нарушила правило не преступать границ моего личного пространства, но и отказать маме в беседе не считала возможным.
Мама сказала, что разводиться сейчас не стоит.
Поскольку я всегда чувствовала, что мама вовсе не в восторге от моего мужа, это ее заявление меня удивило.
– Почему же? – спросила я.
– Потому что ты его любишь.
– Вовсе нет.
– В тебе сейчас говорит обида, но ты его любишь. А разводиться можно только тогда, когда любви не осталось. Это первое… Второе – Юля. Это сейчас ты в отпуске – и то валишься с ног. А начнется сезон – и ты начнешь работать. Куда ты денешь Юлю?.. Конечно, если бы мы могли взять девочку к себе, это бы облегчило твою жизнь, но мы тоже работаем, и мы не молоды. Но и это не главное. Главное – что ты его любишь. Володя закончит съемки, станет посвободнее, ты начнешь работать. А вдвоем все-таки с маленьким ребенком легче, и как раз обоюдная забота о нем может многое поправить и прояснить.
У меня включились мозги. Я ведь как считала: я сейчас все делаю сама, без участия мужа, ну, и дальше так будет. Сожму зубы и справлюсь. А представить, какой будет моя жизнь, когда откроется сезон, я была не в состоянии. Я вообще ничего не могла представить. В моей душе пылали обида и оскорбленное достоинство. Именно потому, что я его любила, маме это было видно – и любила я его очень сильно.
Мозги стали шевелиться и нашевелили мне, что маму стоит послушать. Про любовь к мужу мозги категорически с мамой не соглашались, а вот про маленькую Юлю – действительно, пожалуй, мама права: одна я совсем пропаду. Да ладно я: может не выжить ребенок. Ему нужна здоровая мама. Без мамы ребенок погибает, – размышляла я, – моя мама потеряла свою в трехлетнем возрасте, и даже эта потеря сформировала в ней немало детских комплексов, перешедших и во взрослую жизнь.
Значит, не развод?.. А как жить с убитым сердцем? Так и жить. Ради Юли, решила я.
Мы с мужем по-прежнему играли в молчанку. Когда уехали мои родные, попытка Володи объяснить, что это была случайная глупость, успеха не имела: я не хотела ничего обсуждать.
Мы разошлись через три года после этой истории, но разошлись именно из-за нее – вернее, она стала причиной дальнейшего разрушения любви. За эти три года много всего хорошего произошло, но починить разрушенное так и не получилось.
Ленинградский ТЮЗ выпустил премьеру по Володиной пьесе «Месс-менд». Спектакль получился прекрасный, ребята играли заинтересованно, молодо и виртуозно. Нас пригласили на премьеру, и мы приехали, и я гордилась Володей. Он написал еще одну замечательную пьесу – «Требуется доказать»: пьеса о конформизме и предательстве, но на таком современном материале, что поеживаешься и невольно примеряешь ситуацию на себя. Пьесой заинтересовались Юрий Любимов и Роберт Стуруа. Роберт, прочтя пьесу, сразу сказал, что ему поставить ее не разрешат, Любимов же долго раздумывал. Встретившись с Володей у себя в кабинете, он все время понижал голос, жестами показывал, что везде прослушка, выглядел странно испуганным и в результате пьесу взять так и не решился. Она и впрямь по тем временам была острая.
Развод