Мы вымывали шкафы, собирали хлам до поздней ночи, и теперь он лежал кучей, приготовленный к выносу на помойку. Жили мы на девятом этаже, наш маленький балкончик смотрел сверху на огороженную мусорную площадку с большими баками для отходов. Мой муж вышел на балкончик покурить, в руках у него оказалась старая дамская туфля на шпильке, предназначенная на выброс. Володя прицелился – и пульнул туфлю в мусорный бак. Уже стемнело, и мы не увидели, попал ли он, но где-то через час раздался звонок в дверь – на пороге стоял милиционер со злосчастной туфлей в руке. Он вошел и заявил, что вычислил: именно с нашего балкона запустили туфлей, покушаясь на его жизнь, и поэтому он должен Володю арестовать.
Перепугались мы ужасно, но на резонный вопрос, зачем бросать средь ночи обувь с тонким острым каблуком с девятого этажа, ответить не смогли. Мы показывали на мой живот, на кучи мусора, на таз с тряпкой и уверяли, что нам совсем не до покушений на милиционерову жизнь. И в конце концов мой перепуганный вид, зеленый цвет лица, внушительный живот и сбивчивые оправдания вынудили его снять обвинения. Оглядев напоследок наше весьма скромное жилище, милиционер удалился, а у меня в шесть утра начались схватки, чему наверняка способствовал испуг накануне. И пешком мы отправились в роддом: он находился неподалеку.
Родилась Юля не через девять месяцев, как положено, а через десять, но, если бы не инцидент с милиционером, наша дочь появилась бы на свет, возможно, еще позже.
Как я ни старалась, чтобы это произошло в воскресенье, Юля родилась в два часа пять минут в ночь с воскресенья на понедельник. Слова песни из «Бриллиантовой руки»: «Видно, в понедельник их мама родила» еще долгое время вызывали во мне чувство вины.
Красавица
Моя девочка оказалась самой крупной в нашей палате: рост 54 см, вес 4 кг. Все остальные детки – максимум трех килограммов весу, слабенькие, красненькие и сморщенные, а моя сразу выглядела красавицей, с гладким личиком и длинными, тонкими пальцами рук. Детенышей приносили запеленутыми, и потому ручки были видны, а ножки нет. Волосы моей красавицы оказались длинными и черными. Я смотрела на нее потрясенно – это была моя абсолютная копия, только волосы черные, а не русые.
Володя проводил меня в роддом рано утром, а потом все время звонил из ВГИКа в справочную, чтобы выяснить, что и как. Ему исправно отвечали, что ничего и никак. Вечером он приехал в роддом, поскольку справочная уже не отвечала, но все двери оказались закрыты. Володя долго ходил под окнами и ушел ни с чем, а ранним утром опять умчался на съемки. А дальше рассказывали уже его однокурсники, ставшие свидетелями звонка в справочную, когда Володе сообщили о росте и весе девочки. Мой муж впал в ступор, и на том конце провода забеспокоились: все ли с ним в порядке? Тогда он взревел и заявил, что у него
Когда уже у нашей дочери родился наследник, наш внук, Володя отнесся к нему по-дружески и по-мужски. А когда родилась внучка, он превратился в теплый и мягкий пластилин – эта крошечная девочка сразу получила наименование «ангел мой» и могла вить из деда веревки. Он вечно стоял перед ней с блаженной улыбкой на лице. Таким просветленным, – когда звучало внучкино имя «Тася», – мы с Юлей мужа и папу не видели никогда.
Мне, как всякой маме, было совершенно не важно, какого пола родится человечек, но, когда сказали: «У вас девочка», я с удивлением почувствовала некоторое облегчение. Я вдруг поняла, что про девочек я знаю много, а про мальчиков – решительно ничего: росла я без папы, в школе увидела их поближе только в двенадцать лет и ничего толком про них не поняла. А ребенок – это ведь большая ответственность, я должна все о нем знать, о его интересах и нуждах! Так что хорошо, что наш ребенок девочка, подумала я.
Утром в палату пришла врач и сказала, что ночью осмотрела всех родившихся деток и что у некоторых есть проблемы. Проблемы нашлись у деток двух «мамочек», как нас называли, и одной из этих мамочек оказалась я. Дочь родилась со ступней, прижатой к лодыжке. «Сразу, как только выпишитесь, вам нужно обязательно обратиться к ортопеду», – сказала доктор.