Все не случайно

Что бы это могло значить? Как к этому относиться?.. Ход мыслей был у меня примерно такой: я сама человек не болтливый, но ребята у нас разные, встречаются очень даже болтливые, так что, если бы Станиславский еще к кому-то выходил из стены, новость бы обязательно облетела вуз, и он гудел бы как улей. Но вуз жил обычной жизнью, а значит, показался Станиславский только мне одной. А это в свою очередь означало, что я правильно выбрала свой путь, а он меня благословил! Открытие это так вдохновило меня, что я всем своим существом вдруг ощутила, что теперь на мне лежит особая миссия!

На следующий день между парами, стоя на широкой лестничной площадке вместе с другими ребятами, я услышала краем уха разговор старшекурсников: «Как все-таки Игорь Константинович похож на Константина Сергеевича! Одно лицо!» Я не могла не поинтересоваться: «А кто такой Игорь Константинович?» И мне ответили: «Сын Станиславского. Ну просто копия отца! Мы видели его вчера, он пользуется нашей библиотекой».

С юмором и самоиронией у меня все в порядке, а потому смеялась я над собой от души. Особенно, вспоминая ощущения «особой миссии».

Наши педагоги

У нас были прекрасные педагоги по всем предметам!

Танец вела Ольга Всеволодовна Голушкевич, в прошлой жизни – баронесса, бывшая балерина, высокая, худая, с огромными глазами, прямой спиной, красивыми ногами и божественными движениями. Узкие, длинные пальцы обеих рук сверкали множеством дорогих колец, и это не выглядело пошло. Когда она приподнимала юбку, чтобы нагляднее показать правильное выворотное движение, мы замечали умопомрачительной красоты воздушное кружево, которым заканчивалась комбинация – обязательный атрибут женской одежды той поры, его носили под платьем все женщины в качестве нижнего белья. И, разумеется, каждый раз мы видели кружево разного цвета и фасона, но всегда роскошное, – в магазинах я такие комбинации не встречала. Ольга Всеволодовна была состоятельной женщиной, женой генерала, но слыла рукодельницей: однажды она сама собрала себе из шкурок каракуля прелестную шубку и похвасталась перед нами своим искусством. Ольга Всеволодовна относилась к нам снисходительно, но строго. На первом курсе у всех нас были трудности с балетным станком. Наши ножки никак не хотели подниматься на нужную высоту и выворачиваться в правильном направлении, а спинки наши отказывались гнуться. Но мы не отлынивали, старались все выполнять по максимуму. Ольга Всеволодовна приходила на все наши экзамены по мастерству актера, и это было для нас очень важно, давало ощущение заинтересованности в каждом из нас.

Однажды я вошла в аудиторию и застала Ольгу Всеволодовну в слезах, окруженную стайкой взволнованных девочек. Это было весьма неожиданно, так как сентиментальностью наша балерина не отличалась: наоборот, была женщиной строгой и даже, мне казалось, суховатой. Ольга Всеволодовна сидела, обхватив голову своими роскошными ладонями, и плакала. На каждом пальце, как всегда, было надето по несколько колец – и с крупными камнями, и тонких, с россыпью бриллиантов, и с роскошным плетением.

– Что случилось? – робко спросила я.

– У меня украли все мои кольца, все-все, – сквозь слезы ответила Ольга Всеволодовна.

Несколько опешив, я снова взглянула на ее руки: на каждом пальце было по кольцу, и не по одному.

– Ну… они, слава богу, нашлись? – кивнув на кольца, тихо высказала я предположение.

Зарыдав с новой силой, Ольга Всеволодовна с удивлением подняла на меня глаза и воскликнула:

– Да это же други-ииие! – и стала плакать еще горше.

Я была слабым знатоком драгоценностей и стоимости их даже предположить не могла. Но сразу поняла, что весьма веские причины так горько плакать были.