Он освободил свою руку от моей и провел ею по волосам, глубоко и протяжно вздохнув. Десятки мыслей заполнили мой разум, но ни одну из них я не могла произнести вслух. Чувства, поднявшиеся из глубины души, принялись расцарапывать мое сердце и горло. Он не мог их видеть. Он понятия не имел, что они там были. Возможно, они настолько сильны, что он сумеет их почувствовать, и мне не придется говорить ни слова.
Я была готова уйти от Филиппа. Проснувшись в объятиях Бена, я признала, что влюблена в него и была влюблена уже какое-то время. Осознание состояло из вереницы признаний, тянущихся из моего сердца. Это были эмоции, не обличенные в слова, хранящие мои секреты и защищающие тех, кого я любила. Защищающие и меня тоже. Но было и нечто большее, чем мы сами. Это был знак, который я не могла игнорировать.
– Нам было одиноко, Бен. И больно. Может быть, это страх так действует на людей, заставляя их поступать импульсивно.
Он не пытался спорить со мной. Он все понял. Каждую сказанную мною ложь. Каждое слово осуждения того, чем мы тогда делились в постели. Это было намного больше, чем просто секс, и мы оба знали это, но какое это имело значение, когда Филипп лежал в больнице?
Я почувствовала, как машина замедлилась, и он съехал с узкой дороги на обочину.
– Ты не можешь останавливаться здесь. Это слишком опасно.
– Не делай этого, Чарли.
Он выглядел так, будто вот-вот расколется на куски.
– Бен, пожалуйста.
Я видела боль в его глазах, ощущала присутствие желаний, о которых мы не могли сказать вслух. Он поерзал в кресле и снова схватился за руль.
– У меня не было выбора, когда я продолжил жить без нее. Но ты, Чарли… Я знаю, каково это – терять кого-то. И я не хочу потерять еще и тебя.
Я видела, как мужчина, которого я любила, говорил эти слова, положа руку на сердце.
– Я нужна Филиппу.
Он сильнее вцепился в руль.
– Мне ты тоже нужна.
Слеза скатилась по моей щеке, и я смахнула ее, словно смахнула его чувства.
– Прости меня.
– Хорошо, – сказал он, резко включив первую передачу. – Если это то, что тебе нужно, если это то, чего ты хочешь… Пусть будет по-твоему. Но давай проясним одну вещь, Чарли. Это так не закончится. Это определенно не то, что может закончиться.
Глава 30
К тому времени, как мы добрались до больницы, я была уверена, что Бен не меньше меня хотел, чтобы я поскорее вышла из машины. Его прощание и просьба держать в курсе дел были едва слышны. Закрыв дверцу машины, я не оглянулась. Просто не могла. Если бы я это сделала, он бы увидел стекавшие по моим щекам струйки слез. Он бы увидел, что я тоже его люблю, и что выбраться из машины и выбраться из кровати это не вопрос выбора. Мое сердце было разорвано на две части.
Когда я проходила через службу безопасности больницы, и меня сопровождали по пути к лифту, слезы уже лились рекой.
Когда я вошла в палату 823, реальность врезалась в меня, будто товарный поезд. Бен. Филипп. Я вдруг осознала, что так и не приняла душ, что Бен был на мне и во мне. Я ощутила, как стыд сползает по моим плечам и пускает корни глубоко внутри меня. Филипп спал, а я была не готова к тому, чтобы увидеть его в таком состоянии.
Оглянувшись назад, я подумала, что, возможно, нахожусь не в той комнате. Слишком многое изменилось с тех пор, как он уехал.
Мужчина в постели был болен. И явно очень болен. Он был тощим. Я изучила историю болезни, его пальцы, все, что могло подтвердить мне, что это был Филипп. Мой Филипп. Его голова была перевязана белой марлей, а на левой щеке расплылся пурпурный синяк. Филипп открыл глаза, и его взгляд упал на меня.
– Это ты.
По моему лицу струились слезы.
– Я.
– Я так ужасно выгляжу?
Страх не оставил места смеху.
– Да, Филипп. Просто ужасно.
Я взяла его за руку. Рука была холодной и безжизненной.
Его слабость встревожила меня. Он тоже это понял, и его глаза забегали по сторонам.
– Ну хватит, Чарли, – сказал он нежно. – Все не так плохо, как кажется.
Он был не прав, все было гораздо хуже. С Филиппом явно что-то было не так. Случилось что-то очень плохое, из-за чего он упал. Что-то злополучное, из-за чего его вырвало в Майами, и из-за чего он так сильно похудел.
Мне не хотелось улыбаться, нет, но я заставила себя это сделать. Ради него. Притворяться было больно, но это помогало скрыть мое беспокойство.
– Что сказал доктор? – спросила я.
– Я неудачно упал, дорогая.
– Преувеличиваешь очевидное, Филипп. Многообещающий знак.
Трубки и провода соединяли его с машинами, которые пищали и пульсировали. Из-под больничной одежды торчали тощие, жилистые руки. «Маленький» и «беспомощный» – я впервые описывала Филиппа такими словами, но он действительно выглядел ужасно исхудавшим, и вот тогда я и обратила внимание на оттенок его кожи.
Филипп был типичным бледным британцем, и даже выходные, проведенные на солнце Флориды, не добавляли его коже загара. Такие люди, как он, от солнца лишь розовели, и за долгий день на природе становились красными, как лобстеры. Кожа Филиппа не была загорелой и не имела розового румянца. Она была желтой, и еще он слишком сильно чесался.