Филипп снял с себя пиджак и накинул его на мои холодные плечи. Он пытался заставить меня поесть, но я не могла смотреть на еду.
В моем животе поселился страх. Я не сомневалась, что с моей мамой было что-то не так. Меня до костей пронизывало чувство, будто ее тяжелое состояние передавалось моему телу.
Доктор Дойч вышел к нам и сел напротив:
– Ультразвуковое исследование мамы показало расширенный желчный проток, что означает, что, вероятно, что-то затрудняет течение желчи. Компьютерная томография…
Мне не понравилось, как он назвал ее «мамой» – как будто он знал ее, знал хоть что-нибудь о ней.
– Значит, дело не в ее лекарствах?
Филипп притянул меня ближе.
– Подожди, Чарли. Дай молодому человеку договорить.
– Компьютерная томография расскажет нам гораздо больше.
Я, должно быть, выглядела сбитой с толку, потому что он добавил:
– Это комплексный рентгеновский снимок. С его помощью мы можем более тщательно изучить мягкие ткани…
– Что вы ищете?
Но я уже знала ответ на вопрос. Они искали что-то плохое. Опухоль. Физическую преграду, объясняющую, почему желчный проток моей мамы был расширен. Я не была врачом, но этот кусочек пазла слишком легко вставал на свое место.
Жужжание телефона прервало мои воспоминания. Звонил Бен, и я сбросила его вызов. Он написал:
Мои пальцы дрожали, и я едва сумела набрать ответ.
«Прости за то, что произошло. Мы можем поговорить?»
Моя голова бессильно упала на подушку. Я ненавидела Бена, но в то же время нуждалась в нем.
Зазвонил телефон, и я молча взяла трубку. Наше молчание было одновременно и успокаивающим, и болезненным.
Я растерялась, услышав его голос у себя в ухе.
– Как он?
Я могла бы просто сказать ему правду, вместо того чтобы сдерживать ноющий ком в горле. Бен понял бы, как помочь мне. Он бы избавил меня от боли. Но если произнести это вслух, все станет реальностью.
– Мы будем дома через несколько дней. Они хотят еще немного понаблюдать за ним. Он очень неудачно упал.
– Я чувствую себя ужасно, Чарли.
– Не надо…
– Я уже сказал Клаудии, что нам нужен перерыв. Я не могу быть с ней после вчерашней ночи.
Я постаралась не вникать в его слова. Мне не стоило вспоминать о наших переплетенных телах.
– Ты вернешься домой, Чарли. Филипп выздоровеет. А потом он снова уедет… и ты будешь продолжать хотеть того, чего он не может тебе дать…
Слеза скатилась по моей щеке и упала на белую простыню.
– Чарли?
– Что, Бен?
– Скажи мне, что творится у тебя в голове.
Если бы он спросил об этом несколько часов назад и был здесь, я бы обвилась вокруг него и позволила своему телу ответить вместо меня. Я бы сказала ему, что хочу запечатлеть его кожу в своей памяти, запечатлеть то, как я ее ощущала своей кожей. Я бы сказала ему, что хочу исследовать все секретные места, которые он мне не показал, что мне нужно узнать его ближе, и я не знаю, как пересилить это чувство.
Но сейчас я провела рукой по волосам. Они были жирными и безжизненными, и мне безумно хотелось принять горячий душ.
– Не могу, – только и сказала я.
Он не виноват, что не знал о том, насколько серьезным было состояние Филиппа.
– Ты думала, я пересплю с тобой один раз и буду доволен? Ты думала, мне будет этого достаточно?
Я тихо заплакала, но он об этом не догадался. И его слова заставляли меня плакать еще сильнее, потому что я знала, что дело было не в неудачном падении, и Бен вовсе не был бессердечным и жестоким, поднимая этот вопрос.
Мой ответ был вялым и бессодержательным.
– Мы сделали ошибку. Все, что произошло между нами, было ошибкой.
Повисло молчание.
– Ты же не думаешь так на самом деле?
– Думаю.
– Ты боишься. Это понятно, но с Филиппом все будет в порядке. Мы сможем разобраться с этим. Мы скажем ему правду.
Я билась затылком о подушку, представляя Бена за много миль отсюда.
– Ты мне нужна, Чарли. Я не сдамся.
Я знала, как сильно и тайно он страдал. Как он винил себя за то, что не успел прыгнуть следом за ней, за то, что не был достаточно быстр.
– Ты должна сказать мне, что тебе нужно.
– Я уже и не знаю.
Я перевернулась на живот и зарылась в подушку лицом.
В моем ухе звучал голос Бена.
– Я буду любить тебя вечно, Чарли, каждую минуту своей жизни. Ты понимаешь это? Это чувство – настоящее. Прямо сейчас. Между мной и тобой.
Наконец я не выдержала:
– Бен, Филипп умирает!
Он молчал, пытаясь осмыслить мои слова.
– Что ты только что сказала?
– Филипп вернется домой, но ты ошибаешься насчет того, что он снова уедет. Он никогда больше не уедет. Он не сможет. Потому что он умирает, Бен. Филипп умирает.
Глава 32