Все новые сказки

Она откладывает в сторону пальто, которое он вручил ей при входе, и довольно нервно пытается объясниться. Почему она была в Арктике, как она обнаружила станцию во время дрейфа на лодке, как случайно веслом запустила механизм и благодаря этому оказалась внутри. Сначала она думала, что это военный объект – русский, американский или китайский, но потом, когда провела там часы, исследуя интерьер, – специфические материалы, формы и технологические интерфейсы, необычная система освещения, незнакомая письменность, непонятные изображения – ей в голову пришла другая версия, совершенно безумная на первый взгляд. Рассказывала, как все сфотографировала, включая пульт управления и карту, на которой одиноко мигал крошечный огонек посреди Северной Америки. И как потом, уже в Лунгиэрбюэне, на собственном компьютере вычислила точное расположение этого огонька: 41 градус 47 минут 54.1475 секунды на север и 87 градусов 35 минут 41.7095 секунды на запад, Саут Кимбарк-авеню между 53-й и 54-й улицей, Чикаго. Как взяла со станции несколько мелких вещиц, включая его фото – то самое, которое она показала консьержке внизу, чтобы найти его квартиру.

Она протягивает ему фотографию – и он говорит:

– О, это мое лучшее фото. Я был молод. Так молод!

Он переворачивает фото вниз лицом и смотрит на Нэнси.

Они разговаривают уже почти десять минут, а она все еще не спросила, кто он такой и что здесь делает. Это замечательно. Он ведь никуда не спешит.

Она слегка сбита с толку.

– Должна сказать, я невероятно взволнована. Это невероятно. Это выглядит так, будто я сошла с ума или будто меня буквально вознесли на небеса. Это… какая-то новая степень волнения, – переводит она дыхание и добавляет: – И еще я боюсь. Мне страшно.

– Страшно? Вы боитесь? Меня?! О нет, не надо. Не стоит.

– Но я боюсь не вас. Меня пугает то, что я никому об этом не сказала: ни коллегам, ни боссу, ни кому-то из правительства, ни даже маме… Я не знаю, каковы правила. И я не знаю, какое дерьмо может из всего этого получиться.

Как интересно!

– А почему вы решили держать это в тайне?

Уж он-то хорошо знает про тайны и секреты.

– Ну, возможно потому, что… может быть, я беспокоилась… хотя нет. Скажу вам честно: я хотела сама во всем разобраться. Дойти до сути и быть первооткрывателем – как Колумб или Магеллан. Как Галилео или Эйнштейн. Впрочем, извините. Вы ведь знаете, кто они?

Он улыбается:

– Да.

– Прежде чем все остальные узнают обо всем и подвинут меня с дороги – я хочу сама исследовать и понять все, что мне доступно. Я хочу быть экспертом.

Ему нравится эта девочка.

Он сделает ей подарок, о котором она так мечтает.

– О господи, – она роется в сумке и извлекает оттуда два магнитофона. – Могу я сделать запись нашего разговора?

– Разумеется. – Он замечает в сумке знакомый предмет и спрашивает: – Вы нашли золото? Там, на станции.

Она слегка смущается, даже краснеет и вытаскивает из сумки золотой полуфунтовый цилиндр размером с тюбик от помады:

– Я взяла это как образец для исследований. Вы можете забрать обратно.

Он поглаживает слиток пальцем.

– И вы говорите – вы видели на станции все эти изображения?

– Да. На трех огромных сферических экранах. Как в офисе.

– Слева и немного назад от входа?

– Сотни картинок на мониторах, 3D фотографий, цветных, хижины, здания, города, сельскохозяйственные животные, горшки, телеги, солдаты, дети, храмы, похоже, – со всех континентов, Европа, Азия, Африка…

Ему не хочется выглядеть напыщенным и самодовольным, но все же он не может сдержать улыбку осведомленности и прерывает ее:

– Я знаю. Это я их сделал.

– Вы снимали сверху? И я полагаю, с очень мощной линзой, да?

– Сбор информации должен вестись тайно. Я старался минимизировать эффект Хоуторна – люди ведут себя совершенно иначе, когда догадываются о том, что за ними наблюдают.

– Но многие фото выглядят чрезвычайно древними. То есть не сами фотографии, а то, что на них изображено, – люди, здания и прочее.

– Они действительно древние.

Она как будто колеблется, прежде чем решается задать следующий вопрос:

– Так вы… Вы делали эти фото до того, как была изобретена фотография?

«Видимо, я была права, – думает она, – когда предположила, что ему никак не меньше двухсот лет».

– И движущиеся изображения тоже. Своеобразное видео – более или менее. С того дня, как я прибыл и до того момента, как моя камера вышла из строя. К этому времени уже были изобретены земные технологии, поэтому мне показалось нецелесообразным и бессмысленным запускать ее снова.

– Могу я спросить вас… о вашем возрасте?

На этот раз он делает паузу – ему интересна ее реакция.

– Станция была установлена в четыреста двадцать девятом году. Нашей эры.

Она смотрит на него, не в силах вымолвить ни слова. В голове ее происходит мучительная борьба.

Он снова повторяет ответ, изменив формулировку, словно пытаясь помочь ей осознать этот факт:

– Я прибыл сюда тысяча пятьсот восемьдесят девять лет назад.

– Вам тысяча шестьсот лет?

– Тысяча восемьсот семь. Солидный возраст даже для моей планеты.