Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая

Мне интересна трансформация, которая неизбежно происходит с автором в ходе работы, а с читателем – только в случае удачного совпадения романа с читательской конфигурацией. Но если уж совпадает, тогда держите меня семеро. В смысле, его читателя. И сейчас скажу важную штуку: от всякого читателя, прошедшего роман как мистерию, роман набирает силу. Ну, как магические обряды набирают силу от удачных повторений. Тот же механизм.

С одной стороны, мистерией можно сделать любой текст. Для меня, например, в детстве «Принц и нищий» стал настоящей мистерией. Хотя я почти уверен, что Твен туда ничего подобного не закладывал.

С другой – что все-таки делает текст мистерией? Не обязательно в рамках жанра «магический реализм». Есть какие-то общие принципы?

О. Это отдельная тема – о том, как гениальный читатель доращивает книгу до себя. Но, справедливости ради, не всякую книгу можно дорастить.

Мистерией текст (как и вообще любое действие), безусловно, делает присутствие в нем духа, божественного дыхания, силы, потустороннего света. Или как еще эту штуку можно назвать.

Есть книги, в которых все вышеперечисленное присутствует по воле автора. Но их, будем честны, мало. Но, на наше счастье, полно книг, в которых оно присутствует помимо авторской воли. Ну, потому что небеса милосердны. И лезут к нам из всех щелей.

Повесили два плаката, на одном было написано «Макондо», на другом – «Бог есть». По-моему, не просто присутствие. Наверное, все-таки еще утвержденное автором присутствие.

Утвержденное автором присутствие – это бонус для самого автора.

Понимаешь, я не думаю, что Дюма в свои тексты Бога за ухо тянул. Но с его «Тремя мушкетерами» по силе воздействия на детские сердца мало что сравнится. И дети правда меняются от этой книжки, пусть на время. Но опыт есть опыт. То есть в жизни всякого человека, который, начитавшись про мушкетеров, стал храбро давать отпор хулиганам, или перестал врать, была очень важная инициация. Что случилось потом, это уже частные случаи, дело десятое. Но что было, то было, этого не отнять.

Это правда. Но давай вернемся к мистерии как жанру. Причем не просто мистерии, а бытовой мистерии. Из лоскутков и тряпочек. Мы с тобой уже говорили на эту тему – это отдельный жанр, и основоположник его – Грин. Вот расскажи еще раз.

Тут сложно.

Есть одна очень важная штука, которую следует знать про Грина (и про меня, мы с ним во многом схожи, глупо делать вид, будто это не так). Но стоит высказать эту штуку вслух, как у нее сразу появятся шансы быть неправильно понятой. То есть всегда есть такие шансы, что ни говори. Но в данном случае они особенно велики.

Но я все равно попробую.

Мне кажется, если говорить о Грине, есть два его текста, которые помогают разобраться в том, кто он такой, что делал и почему так получилось.

Это повесть «Фанданго» и рассказ «Сердце пустыни».