Все прекрасное началось потом

آمل ان يكون نهارك سعيدا^ً. أين تريد أن تذهب

Навигационная система – та же карта. Ты решаешь ехать по стрелке на мониторе.

Катить по дорогам за пределами Парижа дело нехитрое.

Везде и всюду громоздятся рекламные щиты, приглашающие отовариться молоком, шоколадом или носками.

В пятиполосном тоннеле движение замирает, ты глядишь на стоящую рядом машину – потрепанный «Ситроен» – и видишь там, на заднем сиденье, пятерых ребятишек. С худощавыми миловидными личиками. Эфиопское семейство. Ты им улыбаешься. Один из них, мальчонка, машет тебе в ответ. Жаль, что ты так и не узнал, как его зовут.

К югу от Парижа часа через два ты останавливаешься дозаправиться. А когда трогаешь дальше, машина тебе сообщает:

.لقد مألت السيارة بوقود الديزل، لديك 700 ميل قبل أن تفرغ، هرني

А ты в ответ: «Да сбрасывайся, сбрасывайся» – с французским акцентом.

لم أفهم الطلب يا هنري. أرجوك أن تعيده وسيسعدني أن أنفن طلبك.

«Сбрасывайся!»

للحصول على قامئة الأوامر الصوتية، أرجو. أن تضع السيارة في حالة الوقوف مث أن تنظر إلى كتاب المعلومات الخاص بالسيارة.

«Ну хорошо!»

عفوا^ً، أرجوك التكرار.

«Черт бы тебя побрал!»

أل ِغ.

Еще через два часа ты останавливаешься в каком-то придорожном автосервисе – сходить в туалет. Там, прямо на траве, народ сидит целыми семьями и жует длиннющие бутерброды. Довольно ветрено.

Внутри моста, соединяющего одну сторону автострады А11, помещается ресторан. Люди, едущие в разных направлениях, сидят здесь рядышком и едят.

Теоретически придумано здорово. У моста стеклянные боковины. Салат, который ты себе заказал, с виду был какой-то пожухлый. Листья свисали с тарелки как неживые. Перекусив, ты сел снаружи и стал слушать смех. Кругом резвились детишки – одни качались на качелях, другие висели на них и кричали.

По-настоящему они друг друга даже не знали.

Ты смотришь на окружающий мир – на всех этих чужаков и все эти машины, выстроившиеся в ряд, набитые палатками, холодильными камерами, велосипедами и спальными мешками. Чудесно! И ты такой же странник, как все они.

И нет никакой настоящей жизни – только воображаемая.

Может, малютка Ребекка, которую ты отчаянно хочешь разыскать, наблюдала, как ты кружил по городу, из какой-нибудь бетонной башни с малюсенькими комнатенками и кипящими кастрюлями. Откуда тебе знать, найдешь ли ты ее когда-нибудь.

Ты отмахиваешь еще сотню миль, потом останавливаешься на автозаправке.

Сушилка для рук включается автоматически. Есть там и торговый автомат – выдает зубную пасту в шариках, которые, как ты думаешь, надо сперва пожевать, а после выплюнуть. Ты покупаешь пять штук, чтобы было чем заняться в машине.

Впрочем, скоро ты понимаешь: зубная паста в шариках – большая ошибка. Ты кладешь в рот сразу пару – и через несколько минут у тебя изо рта выбивается пышное облако мятной пены, которая капает тебе на колени. Ты открываешь окно и выплевываешь все наружу. Потом смахиваешь прилипшие к окну сгустки пены. Какое-то время ты не замечаешь на дороге ни одной машины.

Спустя час езды в полной тишине машина заговаривает снова:

اقتراب في إشغال الطريق، إن واجهت تأخيرا كبيرا^ً، أتريدني أن أجد لك

طريقا^ً آخر؟ أستطيع أن افعل ذلك، هنري. هل أنت جائع أو ربما عطشان؟

بإمكاني أن أجد لك مطاعم ممتازة قريبة من مكانك

«Спасибо за сочувствие, машинка – твоя правда, последние два года мне пришлось ох как тошно!»

عفوا^ً

«Ума не приложу как, но я все же держусь».

عفوا^ً لم أفهم

И вот наконец ты выезжаешь на дорогу, что ведет в Линьер-Бутон.

Уже поздний вечер. Ты проехал через нсколько рек. Фары давно включились сами собой. Ты едешь по узенькой дорожке, предназначенной, как видно, для гужевого транспорта и пешеходов, – только никак не для немецких автомобилей с турбонаддувом.

Ты едешь еще целый час, притормаживая на затяжных виражах и поддавая газу на прямых подъемах и спусках. Других машин нет, кроме одного-единственного трактора, продирающегося домой по окутаному вечерним полумраком полю и вздымающего за собой тучи пыли.

В деревню Ребекки ты въезжаешь в сумерки.

Ты рассчитываешь поспать в машине, на заднем сиденье – оно широкое, и места там с лихвой хватает на двоих.

Ты медленно проезжаешь мимо церквушки и bou-langerie[65] с задернутыми шторами.

Деревушка Линьер-Бутон очень походит на открытый рот с покосившимися домишками вместо кривых зубов, редкими деревцами, качающимися на ветру, тихой полноводной рекой и кафе-почтой.

Из садов и огородов тебе машут руками старики. Они собирают себе овощи и всякое такое на ужин.

Жизнь их неспешна и спокойна.

Только обладая безбурным воображением, можно догадаться, чем они обременены еще.

Долгими обходами изменчивых угодий и ненавязчивыми вопросами: где же те сердца, что когда-то нас любили?

В некоторых домах уже горит ранний свет. А другие выглядят заброшенными: ставни закрыты на ночь и напоминают чистые страницы, которые нужно заполнить.

Ты переезжаешь железнодорожную колею, заросшую дальше за дорогой. И видишь, как потом она неожиданно упирается в чей-то сад.

Дальше, на стене ветхого амбара, – потрепанные рекламные полотнища образца 1930-х годов.

Малютка Ребекка, должно быть, живет в каком-нибудь из этих домов.