Все рассказы об отце Брауне

В тот вечер отец Браун долго беседовал с доктором Бойном о постигшей семейство Эйлмеров трагедии. К тому времени в деле не осталось никаких неясностей, поскольку Джон Стрейк сознался в своих преступлениях. Точнее, хвастался своими победами. По сравнению с тем, что он достиг цели всей своей жизни, убив последнего из братьев Эйлмер, все остальное, включая собственную жизнь, было ему совершенно безразлично.

— Он своего рода мономан, одержимый одной навязчивой идеей, — сказал отец Браун. — Больше его ничего не интересует, в том числе никакие новые убийства. Этим я ему обязан, потому что утешался подобной мыслью все время, что провел рядом с ним. Вам, несомненно, приходило в голову, что вместо того, чтобы придумывать дикие и замысловатые истории о крылатых вампирах и серебряных пулях, он вполне мог всадить в меня самую обыкновенную свинцовую пулю и спокойно скрыться. Уверяю вас, я не один раз об этом подумал.

— Интересно, почему он этого не сделал? — задумчиво произнес Бойн. — Не понимаю. Впрочем, я пока еще ничего не понимаю. Как же вы все-таки это раскрыли, и что вы вообще раскрыли?

— О, я получил от вас много ценных сведений, — скромно ответил отец Браун. — Особенно важной оказалась одна деталь. Я имею в виду ваше замечание о том, что Стрейк — очень изобретательный лгун, демонстрирующий богатое воображение и недюжинное присутствие духа, когда преподносит свои измышления. Сегодня днем эти качества ему очень понадобились, и Стрейк оказался на высоте. Вероятно, его единственная ошибка состояла в том, что он обратился к сверхъестественному, решив, что раз я священник, то поверю во что угодно. Так думают очень многие.

— Ничего не понимаю, — недоуменно произнес врач. — Вам лучше рассказать с самого начала.

— Все началось с халата, — заговорил отец Браун. — То была одна из лучших маскировок, что мне доводилось встречать. Когда вы видите в комнате человека в халате, то априори считаете, что он у себя дома. Я и сам так решил, однако потом начались странности. Когда Стрейк снял со стены пистолет, он рассматривал его на расстоянии вытянутой руки, как если бы хотел убедиться, что оружие не заряжено. Разумеется, он знал бы, заряжены его собственные пистолеты или нет. Меня насторожило, как он искал бренди, едва не опрокинув аквариум с рыбками. У человека, чей дом украшает такая хрупкая вещь, автоматически вырабатывается привычка ее обходить. Однако все это могло быть лишь плодом моей фантазии, главное же заключалось вот в чем. Он вышел из коридора с двумя дверьми: одна ведет в сад, другая — в комнату. Я решил, что это дверь в спальню, откуда он вышел. Взявшись за ручку, я обнаружил, что дверь заперта. Мне это показалось странным, и я заглянул в замочную скважину. Комната была совершенно пуста — ни кровати, ничего. Значит, Стрейк пришел не из этой комнаты, а с улицы. Когда я в этом убедился, то сложил для себя всю картину.

Бедный Арнольд Эйлмер, несомненно, спал наверху, да и жил, наверное, там же. Он в халате спустился по лестнице и вышел в дверь с красными стеклами. В конце коридора он увидел своего врага — во всем черном на фоне зимнего неба. Его взору предстал высокий бородатый человек в широкополой шляпе и просторном черном плаще. После он почти ничего не увидел. Стрейк бросился на него, затем задушил или зарезал — мы это узнаем по окончании следствия. Потом Стрейк, стоя в нешироком коридоре между вешалкой и старым буфетом и торжествующе глядя на последнего поверженного врага, совершенно неожиданно услышал в гостиной чьи-то шаги. Это я вошел в двустворчатое окно.

Дальше он действовал с невероятной быстротой и находчивостью. Он не только переоделся, но и экспромтом сочинил целую историю. Он снял шляпу и плащ, надел халат убитого, а потом проделал нечто ужасное, то, с чем до того момента мне не приходилось сталкиваться. Стрейк повесил тело на вешалку, как пальто. Накрыл его своим длинным плащом, заметив, что тот скрывает труп много ниже ступней, и надел на голову убитого широкополую шляпу. Это был единственный способ спрятать труп в узком коридоре с закрытой дверью, и задумка оказалась просто великолепной. Я сам прошел мимо вешалки и ничего не заметил. Думаю, что воспоминание о подобном моем неведении всегда станет вызывать у меня дрожь.

Он бы так все и оставил, однако я в любой момент по чистой случайности мог обнаружить тело. А висящий на вешалке труп вызвал бы вопросы. Поэтому Стрейк решился на смелый и рискованный шаг — самому все найти и объяснить.

И тут в его извращенном сознании и пугающе изобретательном мозгу родилась мысль о подмене, о полной смене ролей. Он уже принял на себя роль Арнольда Эйлмера. Почему бы не выдать мертвого врага за Джона Стрейка? Идея «перевертышей» должна была вызвать восхищение у человека со столь мрачным и резвым воображением. Она напоминала жуткий бал-маскарад, где заклятые враги переоделись друг дружкой. Вот только бал грозил обернуться пляской смерти, поскольку один из врагов был мертв. Именно поэтому я могу представить, как он себе это воображал и улыбался.