все сердца разбиваются

— Потому что ты согласился, — ласково сказал Майкрофт за его спиной. Шерлок сжал зубы.

Он не заслуживал этого дела.

Он решил, что займется им, если Джон его простит. Только тогда. Это будет справедливо.

— Мне нужно идти, — выдохнул Шерлок, срываясь с места. Он знал, что брат смотрит ему вслед, опираясь на свой зонт. Шерлок бежал, как мальчишка, и нога его больше не беспокоила.

Он очень спешил домой.

*

Дома было темно. Джон сидел за столом, сгорбив спину. Груши лежали на тарелке, нетронутые.

Шерлок взял нож и аккуратно разрезал одну из них. Нож двигался плавно и легко, будто скальпель в его снах. Зажав в пальцах сладкий ломтик, Шерлок протянул его Джону.

— Попробуй.

Тот плотнее сжал губы.

— Ты ведь хотел.

Джон упрямо смотрел на него, в темноте лицо его казалось совсем чужим — и в то же время очень знакомым.

— Как хочешь, — Шерлок отправил ломтик в рот. Джон все смотрел, и Шерлок сделал еще одну попытку. — Джон, ты замечательный.

— Я существо, отказывающееся себя называть, — холодно поправил он.

И это звучало неприятно. Шерлок судорожно вздохнул, стукнул костяшками по столу. Он никогда еще не чувствовал себя так глупо. Ему прежде не приходилось… извиняться.

— Мне не стоило… это не так.

— Я так глуп, что не могу решить кроссворд.

— Может, не самая светлая голова, зато превосходный проводник света.

Он улыбнулся, показывая: «видишь, я стараюсь». Похоже, что Джону этого было достаточно. Он кивнул, опустив глаза — отпустив Шерлока взглядом — и тот испытал большое облегчение. Теперь Джон гипнотизировал груши.

— Я не могу вспомнить их вкус, — сказал он. — Сидел и пытался, но не смог.

— Ну, решение проблемы напрашивается само собой, — Шерлок отрезал еще один ломтик.

— Расскажи мне. Какие они?

— Это все слишком субъективно.

— Может, я хочу субъективности, — Джон стиснул пальцы, обхватив колени. — Какие они для тебя?

Походило на какую-то игру, но в это Шерлок мог сыграть. Анализировать сигналы рецепторов – проще простого.

— Сладкие. Сочные, — Шерлок помедлил, закрыл глаза. — Прохладные.

— Ты сказал, что хочешь испортить меня.

— Зернистые. Что?

— Ты сказал, у нас разные цели. Я хочу тебя исправить, а ты меня — испортить.

— Ах, это. Терпкие. И что тебя смутило?

— Что ты имел в виду?

— Мягкие. Не беспокойся об этом, Джон. С долгим послевкусием. Просто вырвалось.

— Что ты имел в виду? — жестко повторил Джон, и Шерлок открыл глаза. Было так тихо, что пульсация крови отдавалась в ушах, словно далекие взрывы, монотонные и убийственные. Они были все ближе. Все громче. Как обратный отсчет.

Шерлок облизал губы.

— Я имел в виду, что лучше один раз попробовать, чем сотню — услышать.

И прежде, чем смог бы передумать… Он наклонился и поцеловал Джона. Прижался губами к его губам, мягким и сухим.

Приоткрытым, будто застывшим посреди слова.

Теплым и шероховатым.

С долгим послевкусием.

Джон ударил его в грудь, отталкивая. Его глаза были широко распахнуты и блестели; полные ужаса, полные небесной печали. Шерлок смотрел в них, и задыхался, и понимал, что ни о чем не пожалеет — ни сейчас, ни потом, никогда.

А Джон исчез, растворился, сгинул. Кухня опустела, Шерлок ощутил это отчетливо. Он поднял опрокинутый стул, зажег свет и поставил чайник. Поймал краем глаза свое отражение в оконном стекле — неприятный человек в уличном пальто, застывший посреди тесной комнаты.

Задернул шторы и налил две кружки чая, оставив обе остывать на кухонном столе.

*

Время тянулось медленно, так медленно. Шерлок много читал, много думал, смотрел на папку, лежащую на столе. Квадрат желтого картона, листы бумаги, крохотные цифры и буквы. Иногда эта доза информации была так желаема, что сопротивляться едва удавалось. Иногда Шерлоку становилось абсолютно все равно, и он равнодушно смотрел, как тени скользят по комнате, пока солнце исчезает за крышами домов. Почти не ел, не покидал диван и не снимал халата — от него дурно пахло, должно быть. Когда вдруг наступил четверг, принял душ и побрился, упаковал себя в костюм и отправился к психотерапевту.

— Как ваши успехи? — спросила она.

— Все замечательно, — ответил Шерлок и улыбнулся, очень искренне. В университете он выступал в театральном кружке, две недели, пока ему не надоело.

Майкрофт донимал звонками, так что пришлось разбить телефон о стену.

Шерлок много курил и много кашлял, временами смотрел на свою руку, ожидая, что тремор вот-вот вернется. Иногда он почти желал этого; снова сломаться, стать убожеством, дойти до края — тогда у Джона не будет выхода, кроме как прийти и спасти его.

Но Шерлок не хотел выглядеть жалким.