Все схвачено

– Нет, – ласково сказал он. – Я имел в виду другую. Еще курица – в гнезде, яйца – в жопе, а ты уж их продавать в Охотный ряд собрался. Я о себе, как вы понимаете…

Полковник засмеялся.

– Хорошая поговорка. Не знал. Спасибо… Ладно, раздумчивого вам вечера. И результатов внятных… Охрану дать?

– Окститесь, командир! Обычный человек в не чужом ему городе… И милиция в ваши годы куда лучше нашей работала… Да, есть просьба. Не профинансирует ли меня Контора? А то, знаете ли, с местной валютой есть трудности…

Полковник опять засмеялся.

– Мы ж веников не вяжем, Легат, раз уж до поговорок дело дошло. Возьмите у своего помощника ключ от сейфа, откройте его и позаимствуйте сколько надо. Да, расписочку на взятую сумму не затруднит черкнуть?

– Не затруднит.

– Черкните и в сейф положите. Пусть лежит. И не называйте меня Полковником, что за официоз? Меня зовут Стратег. Запомнили?.. Полезного вам вечера… – и отрубился.

А Легат взял ключ и отпер сейф. Содержимое было, мягко говоря, странноватым. На нижней полке, на дне сейфа, лежали две толстые пачки банкнот. Одна – памятные глазу пёстрые сторублевки с профилем Вождя Революции. Вторая – той же толщины пачка лиловеньких двадцатипятирублевок. На взгляд в первой – сто на сто, то есть в сумме десять тысяч рублей. Фантастическая сумма для человека среднего класса семидесятых! Плюс во второй – две с половиной тысячи. Тоже впечатляет!

В былые годы Легат держал в руках подобные суммы.

Государство было богатым. Денег печаталось – сколько надо. Книг – тоже. Писателей и всяких прочих «творюг» от слова «творчество» начальство любило и холило…

Умерил восторги памяти, вынул одну банкноту достоинством сто рублей и четыре четвертных. Привычно полез в карман: черт, бумажника-то он с собой не взял! Ладно, пустое, в кармане полежат. Да и по дороге можно в Главный Универмаг зайти, купить там какой-никакой бумажничек и заодно разменять купюры.

Написал расписку, положил в сейф, запер его, ключ помощнику отдал.

– До завтра, – сказал.

– Когда завтра машину присылать? – поинтересовался помощник.

– Так дойду. Максимум десять минут ходу. Зачем машина?

Надо было зайти к ребятам, а то – неудобно.

Было пошел, сообщив об этом помощнику, но тот удержал временного шефа:

– Они звонили, просили сказать, что гуляют, а в девятнадцать тридцать ждут вас на ужин в ресторане вашей гостиницы. Если вы сможете… – добавил виновато: – Я уж и столик заказал…

Легат посмотрел на часы: семнадцать десять. До ужина практически – два часа с копейками. Не пойти – нельзя. Хамство. И вообще… Что ж, погуляем по Столице пару часиков, проветрим мозги, может, что и залетит – полезное…

Вышел на площадь, вздохнул глубоко: а и то хорошо, когда машин мало. Попади он не в семидесятый, а, скажем, в пятидесятый – еще лучше показалось бы. В смысле экологии вестимо. Но куда круче – с точки зрения автомобилиста двухтысячных, по мозжечок зачморенного глухими пробками…

Да нет, елки-палки, слово «мало» было не точным определением, чересчур бедным для «великого и могучего» русского языка, если уж сравнивать с двухтысячными годами, когда машин, иной раз казалось Легату, было больше, чем пешеходов. Когда над улицами висело – особенно в пасмурную погоду – сероватое марево: то ли небо слишком низко набрякло, то ли воздух был насыщен каким-то говном, испускаемым старыми малолитражками, грязными грузовиками, еле живыми автобусами и прочей автонечистью. Когда была зима, в которой снег был не белый, а серый. Иногда даже черноватый…

И грохот, и шум, и автомобильные гудки, которые не разрешены правилами, и мат, несущийся из окон авто, – это больше летом, и бабы за рулем, которым абсолютно насрать, кто едет сзади, впереди, сбоку, главное – это они. Говорят: права понакупили… А кто продает-то? Родные гаишники и продают. И техосмотр проходят машины, которым вообще двигаться не след, а почему проходят? Денежки!

Нет для гражданина Страны большего удовольствия, чем эту Страну нести по кочкам…

К черту посыпание главы пеплом! Скажи честно: где тебе больше нравится? Здесь или в твоем новом времени? Здесь, конечно, лучше дышится, сам себе отвечал Легат, идучи вдоль смешных витрин, где стояли манекены в приталенных светлых платьях, в шляпках, в перчатках и – с ценниками на платьях. Вон – сидит в окне за столом прелестное целлюлозное или уже пластиковое – или из чего там оно? – создание в блондинистом паричке, одной рукой подпирает подбородок, другая произвольно опущена вниз, пальчики растопырены, на столе – чайный сервиз на шесть персон. А она – одна. И цена ей, на кофточку приколотая, всего – семнадцать целковых.

И не вспомнить с ходу: дорого это было или нет? Вроде бы не дешево…

Поживем – поймем, привыкнем к здешним денежкам.