Все сложно

Не могу выражаться точнее, когда вся кровь, которая во мне есть, прилила к одному органу. Но это пройдет. Причем в один неловкий момент.

Фарли смотрит на мои часы.

– Черт! Точно! Меня ждут через десять минут! – Она вскакивает с моих колен, причиняя мне боль, от которой можно окосеть. – Ой! Прости, ради бога!

Я отмахиваюсь, ловя ртом воздух. Фарли смеется. Сердитый взгляд, который я пытаюсь изобразить, наверняка сменяется глупой улыбкой, когда я замечаю, что она до сих пор не надела топик.

– Извини, Май! – Фи ставит колено между моих ног (к счастью, достаточно далеко от причинного места), наклоняется, прислоняет щеку к моей щеке и шепчет мне на ухо: – Потом я заглажу свою вину, если ты будешь не против.

Чмокнув меня в скулу, она выпрямляется и, с улыбкой покусывая ноготь большого пальца, игривой походкой идет в ванную. Когда за ней закрывается дверь, я беру телефон и еще раз меняю билет на самолет, прежде чем совесть успевает меня остановить.

В лифте спокойствие Фи улетучивается, как пар.

– Ты чего? – непринужденно спрашиваю я, по глупости связав ее волнение с собственной персоной.

Я пытаюсь ей показать: если ее что-то напрягает, мы запросто можем поговорить об этом, а сам я нисколько не напрягаюсь, несмотря на барабанную дробь в груди.

Вопреки моим ожиданиям Фарли, подойдя вплотную, обнимает меня.

– Я слегка нервничаю из-за своего номера и вообще из-за гастролей, – отвечает она. – Мне даже немножко стыдно оттого, что все остальное идет так… хорошо. Оттого что я хочу выйти в город, оторваться и какое-то время не думать о работе. Вообще-то я ее люблю и всегда сосредоточена на ней, но сегодня отвлеклась, и мне это нравится.

Я глажу Фарли по плечу и по мягкой щеке, а другой щекой она прижимается к моей груди.

Не знаю, как отнестись к тому, что она мне сказала. Я не хотел бы быть для нее только отвлечением. И не хотел бы навредить ее карьере. Наверное, лучше не осложнять ситуацию: не требовать, чтобы мы разобрались в происходящем между нами и дали этому четкое определение. На какое-то время я опять «включаю» менеджера. Вернее, пытаюсь это сделать. С недавних пор я меняю роли, как шляпы, и внезапно они все стали мне малы.

– Над номером мы еще поработаем. Я понимаю: на тебя много всего навалилось, ты устала. Отдых пойдет тебе на пользу.

Я не хочу отмахиваться от ее опасений. Наоборот, я отношусь к ним серьезно и обязательно помогу ей – после того как она позволит себе немного расслабиться. Мы всегда прорабатываем проблемные моменты, и результат превосходит все ожидания, в том числе ее собственные.

– Готова поспорить на что угодно: собравшись в одной комнате, эти женщины повысили атмосферное давление. Розовый девичник? Ни в коем случае! В воздухе пахло насилием. Тетки показали, на что они способны, – говорит Фарли, рассказывая нашей хохочущей компании о вечерней встрече родительского комитета. – Им было насрать, смотрит на них кто-нибудь или нет. Собрались совершенно разные женщины – с разным образом жизни, разными взглядами на воспитание, разными проблемами. Пришли, кстати, не только мамаши, но и дамы из школьной администрации. И им всем нужна была отдушина – думаю, это единственное, что их объединяло.

Фи отводит взгляд в сторону и хмурится, как будто размышляя вслух.

– Ничто другое не объединяет людей так сильно, – замечает Кара, опрокидывая рюмку.

Шона следует ее примеру.

– Точно. Только я не совсем понимаю, как ты оказалась в этой тусовке.

Фи смотрит в мою сторону и пожимает плечами.

– Мамаши хотели расспросить меня о Майере. Я часто прихожу вместе с Хейзл на разные школьные мероприятия. Вот женщины и заинтересовались: что у нас за отношения и имеет ли смысл знакомить Майера с подругами, сестрами или братьями.

Я вспоминаю, как Фи рассказывала об этом мне. Тогда она еще говорила, что соврала теткам, будто безответно влюблена в меня… Смешно!

Я еще не совсем спятил и потому понимаю: Фи не может испытывать ко мне таких сильных чувств, какие я испытываю к ней. Хотя сейчас я, пожалуй, значу для нее чуть больше, чем просто друг. Может, пару раз у меня и мелькнула шальная мысль… Но это только мои ощущения, которые скорее всего необоснованы. Внутренний голос подсказывает: опасно думать, будто она захочет продолжать в том же духе, когда наша пиар-кампания закончится. Ну а пока шоу продолжается, мы можем прикрываться им и чувствовать себя в относительной безопасности.

Фарли рассказывает Каре и Шоне то же, что рассказала мне. На этот раз я смеюсь, пожалуй, чересчур громко.

– Ой! Давай позвоним Хейзл, а то она скоро ляжет спать, – говорит Фи, обращаясь ко мне, и я рад, что она упоминает о моей дочери без всякого смущения.

Сам-то я никак не могу примирить себя в роли отца с тем мужчиной, который вспоминает, как полуголая Фарли терлась о него бедрами и как она уронила голову набок, когда ощущения достигли кульминации.

– Майер?

– Что?

– Ты собирался звонить Хейзл по видеосвязи?

Черт!

– Вообще-то да, но сейчас они с Мариссой пошли в кино.

Фи улыбается и пожимает плечами.

– А, ну ладно. Как продвигается ее доклад про Южную Дакоту?