– Фи, вчера я не стал заводить с тобой долгий разговор, потому что у нас и так было мало времени. Отвлекать и задерживать тебя, чтобы ты опоздала на встречу с Карой и Шоной?.. Ну а потом, ночью и утром, уже буквально не осталось ни одной свободной минуты. Если честно, ты выглядела такой спокойной… Я подумал, что ты гораздо меньше взволнована, чем я. Наверное, я бы тоже съехал вниз по эмоциональной спирали из-за недоразумения с выключенным телефоном. Просто не успел себя накрутить. – Он невесело усмехается. – В моем распоряжении было только то время, пока я ехал за тобой в аэропорт. Впрочем, этого оказалось не так уж и мало. – Видя мою улыбку, он с облегчением вздыхает. – Ну а теперь объясни мне: почему ты это сказала? Я имею в виду, хочу ли я тебя так же, как ты меня? После вчерашнего… С чего такие мысли?
Он проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.
– С того, Майер, – со стоном произношу я, подавшись к нему.
Ненавижу себя за свои сомнения и за то, что выплеснула их наружу.
– Фи, я правда в растерянности.
Я медленно качаю головой, пытаясь подобрать слова. Почему мне до сих пор так трудно иметь дело с реальностью, с серьезной стороной жизни? Почему я вечно стараюсь казаться не собой, а какой-то другой женщиной? Веселой и не боящейся осуждения, сексуальной и уверенной в себе, общительной и умеющей добиваться желаемого.
– Ты действительно не понимаешь, насколько ты красива? И как много для меня значишь? – спрашивает Майер.
– Май, я знаю, что ты прекрасно ко мне относишься. Иначе не согласился бы на эту авантюру. А еще я знаю, насколько она опасна. Если все рухнет, будет просто кошмар. Боже мой… Ладно, скажу. – Я набираю в легкие побольше воздуха. – Впервые в жизни я начала по-настоящему думать о той несуразице, которую я несу со сцены. Если когда-то я и обладала сексуальной притягательностью, теперь я ее лишилась, – говорю я и с размаху хлопаю себя по ляжке: меня бесит и то, в чем я только что призналась, и собственная чрезмерная откровенность.
В ответ Майер… смеется!
– Извини, – говорит он под моим гневным взглядом. – Я не над тобой смеюсь. Ну или, может, совсем чуть-чуть.
Я скрещиваю руки на груди и поднимаю бровь. Он заставляет меня отступить к двери и упирается в нее обеими ладонями. Оказавшись как бы запертой, я распахиваю глаза и роняю руки. Майер, подавив усмешку, внимательно смотрит мне в лицо.
– Когда ты, стоя на сцене, распространяешься о фекалиях, или о неуклюжем сексе, или даже о том, как тебе вскружил голову бариста (от этой истории кровь во мне закипает), знаешь, что я вижу? – Ответа он не ждет. Его улыбка становится страдальческой. – Я вижу, как твои глаза блестят в свете софитов. У меня самого напрягаются мышцы от того, как широко ты улыбаешься. А еще я смотрю на твои волосы. Фи, они у тебя просто чудесные! Раньше мне и в голову не приходило любоваться чьими-то волосами, но твои… Какой у них красивый цвет, какие они гладкие и блестящие! Мне нравится, когда они распущены и вьются, и когда ты собираешь их в хвостик, который так и хочется намотать на руку. – Майер щекочет мне губы долгим прерывистым вздохом и останавливает на них взгляд. – Я вижу твою задницу, обтянутую… Как бы оно ни называлось, ты надеваешь это, чтобы меня помучить. Ты замечала, что каждый раз, когда ты наклоняешься во время выступления, твоя попа смотрит точно на меня? Сколько бы ярдов нас ни разделяло, она притягивает меня, как магнит. А я, Фарли Джонс, стараюсь быть хорошим парнем. Стараюсь изо всех сил, клянусь тебе. Но, черт возьми, я не святой! Каждый день я представляю себе, как ты нагибаешься, стоя передо мной без одежды. – Майер грустно качает головой. – Если ты говоришь о своем белье, я вижу, как ты его снимаешь. А когда ты входишь в раж, твоя рука может вдруг сделать какой-нибудь жест из языка глухонемых, и я думаю: «Это только для меня!» Одно-единственное слово, которое ты обронила случайно и на которое никто из зрителей не обратил внимания, становится для меня сокровищем. Я храню такие моменты и постоянно перебираю их в памяти, трясусь над ними как скряга. Иногда из одной твоей шутки у меня рождается целый сценарий – столько в ней ума и столько сердца. И неудивительно, ведь она твоя.
Мои ладони прижаты к двери, грудь поднимается и опадает, сердце хочет выпрыгнуть через горло. Майер облизывает губы, склоняет голову набок и взглядом заставляет меня посмотреть ему в глаза.
– Если ты не знаешь, думаю ли я о тебе как о женщине, и не понимаешь, насколько ты для меня привлекательна, то ты на удивление плохо информирована. Мысли о тебе буквально ни на минуту не оставляют меня в покое. Даже твои шутки не могут отвлечь меня от них, хотя ты очень хорошая юмористка.
После этих слов Майер чмокает мои озадаченно приоткрытые губы, разворачивается и уходит, оставляя меня совершенно ошалелой. Но прежде чем повернуть за угол, оглядывается через плечо и говорит: