Все сложно

Я с трудом сдерживаю смех, чувствуя, как Фарли начинает сердиться.

– Например, знал ли ты, что я уже год занимаюсь йогой?

– Правда?

– Да. Доктор Деб посоветовала. Мол, я должна научиться «тихо проводить время наедине с собой, своими мыслями и чувствами». – Фи, смеясь, вздыхает. – Прошел месяц, прежде чем я смогла спокойно проделать все положенные упражнения: не захохотать, не заплакать и не уйти. Но сейчас я занимаюсь каждый день.

– Фи, это… это замечательно.

Я улыбаюсь, представив себе, как она смирно сидит в почтительной позе. А потом вижу, как она наклоняется, тянется, принимает разные причудливые позы, и в штанах становится тесно. Блаженная сосредоточенность… Капельки пота, тяжелое дыхание… леггинсы…

– Да, теперь мне и самой нравится. Ладно, твоя очередь.

– Хм… Я хожу в спортзал.

– Да ну тебя, Майер! Это я и так знаю, даже слишком хорошо.

– Слишком хорошо? Дай подумать… – Помолчав, я говорю: – Есть у меня одна история, только она не совсем из разряда милых смешных конфузов. Боюсь, ты скажешь: «Ой! Даже не знаю, как на такое реагировать».

– Не бойся, выкладывай. А я, если хочешь, отвечу каким-нибудь реально стремным звуком.

– Э… Зачем?

– Чтобы ты, когда будешь вспоминать эту историю, сразу же вспоминал и мой звук. И смеялся вместо того, чтобы содрогаться. Получится как лечение электрошоком. Только смехом.

Господи, до чего же она милая!

– Фи, я думаю, это работает немножко не так.

– Майер, я не хочу хвастаться, но вообще-то я эксперт по борьбе со стыдными воспоминаниями.

Я фыркаю.

– Уговорила. Слушай. На первом свидании, на которое я пошел после рождения Хейзл, я… хм… заплакал.

Обещанный звук представляет собой нечто среднее между смехом мультяшного злодея и гудением тромбона, о чем я и говорю Фарли.

– Неудивительно, – отвечает она. – Мне часто кажется, что я плод любви Крошки Германа и Джессики Рэббит.

– Нет, – говорю я, поперхнувшись водой, которую пил. – У нее титьки больше.

Фи смеется, и я крепче сжимаю телефон. Аж пальцы белеют.

– Майер, – мягко произносит она, – мне жаль, что так получилось.

– Ты имеешь в виду свой стремный звук или…

– Или. Свидания – это вообще мучительно. А после того как ты столько пережил… Догадываюсь, как тяжело тебе было попробовать снова, имея за плечами такой эмоциональный багаж.

– Все не так уж драматично. Просто я переволновался, выпил лишнего, ну и разревелся, – признаюсь я со стоном.

Воспоминания не из приятных!

– Прямо-таки разревелся? Что-то не верится, – говорит Фи, но в ее голосе слышится приятное удивление. – В любом случае мне жаль. Она соврала, что у нее дома какое-то чрезвычайное происшествие, и свалила? Или посочувствовала тебе? Я поцарапаю ей машину, если она тебя обидела.

– Э…

Несколько секунд Фарли молчит.

– Погоди… Она же не… Вы переспали?

– Гм…

– Шутишь!

– Тебе кажется странным, что женщина захотела провести со мной ночь?

Фарли фыркает.

– Я бы назвала это иначе: ты заплакал на первом свидании, а она в ответ тебя трахнула. Если бы я попыталась сделать такое, любой мужик сбежал бы.

Я мог бы сказать Фи, что она не права. Но вместо этого меняю тему.

– Чего там ты еще хотела? Иррациональный страх?

– Да. Типа того, что я содрогаюсь при виде ватных шариков. Глубже давай не полезем. Боязнь несоответствия, проблемы с отцом… Расскажи лучше про какую-нибудь ерунду, из-за которой тебе непонятно почему становится некомфортно, – отвечает Фарли.

– Волосы.

– Волосы? На голове?

– Да. Длинная челка. Когда она путается в ресницах и лезет в глаза. По-моему, это просто жуть.

– Ты так думаешь? – произносит Фарли, стараясь не показывать, что не ожидала от меня такой глупости.

– Я не представляю себе, как можно не беситься, если сотни волосков колют тебя в глазные яблоки.

– На мой взгляд, все не так уж страшно, однако твою реакцию можно понять.

– Когда Хейзл было года три или четыре, она решила сама сделать себе челку. Получилось, мягко говоря, не совсем ровно. Она стала похожа на Фрогги из «Маленьких негодяев»[16]. С полгода, пока волосы не отросли, мне приходилось неуклюжими пальцами завязывать ей надо лбом крошечные хвостики, похожие на антенны. Так что мои отношения с челками всегда складывались непросто.

– Ах, так вот почему у Хейзл на тех фотографиях такой оригинальный причесон! – смеется Фарли. – Если честно, то и у женщин, как правило, непростые отношения с челками.

– В общем, эта игра не кажется мне плодотворной, Фи, – со вздохом признаюсь я. – У меня такое ощущение, что с каждым ответом я нравлюсь тебе все меньше и меньше.

– Не выдумывай. Наоборот. Твои микроскопические, почти несуществующие недостатки – я бы скорее назвала их изюминками – мне приятны. Раз не у меня одной есть странности, значит, мы не так уж неравны. Ты становишься ближе и нравишься мне еще больше. В таком, конечно, не принято признаваться, если хочешь, чтобы тебя считали человеком зрелым, умеющим строить отношения или хотя бы просто психически устойчивым, но мне нравится быть с тобой откровенной.

Я усмехаюсь.