Все сложно

Вечером я задремала на груди Майера. Первое, что я вижу, просыпаясь, – лицо, с улыбкой склоненное надо мной, и взъерошенные волосы. Комната залита оранжевыми и голубыми отсветами заката.

– Ты меня прикончишь, – тихо говорит Май, водя кончиком пальца вокруг моего соска.

– Я тебя? Это ты в третий раз потребовал добавки, – напоминаю я, и мое бедро скользит вверх по его бедру, хотя я удовлетворена до мозга костей.

– Больно? – спрашивает он, слегка нахмурив брови, и осторожно ведет согнутым пальцем по моей щеке – по чувствительному месту, с которого еще не совсем сошла припухлость.

– В самый раз, – улыбаюсь я.

Майер подавляет удовлетворенную усмешку и лукаво выгибает бровь.

– Это не входило в мои планы.

– Я знаю. Да нет, все в порядке. Даже более чем.

Каждый мускул моего тела хочет петь от счастья.

– Проголодалась?

Я мотаю головой.

– Ты хоть сколько-то поспал?

Он тоже мотает головой.

– Пойдем куда-нибудь?

– Нет, сегодня я бы лучше осталась здесь, если ты не против. Давай поиграем.

Майер криво улыбается.

– Давай.

– Поворачивайся, – командую я.

Он смотрит на меня вопросительно, однако не возражает: легонько ущипнув мой сосок, выкатывается из-под меня и укладывается на живот, положив руки на подушку, а подбородок на руки. Окинув взглядом его сильную спину и правильные округлости ягодиц, я позволяю себе то, о чем давно мечтала, – кусаю яблочко. Майер вскрикивает от неожиданности.

– Прости, прости. Но я должна была это сделать. Ради науки.

– Я тебе еще отомщу, – коварно улыбается он, искоса глядя на меня.

Я сажусь на него верхом и надавливаю руками ему на поясницу. Он втягивает воздух сквозь сжатые зубы и мрачно говорит:

– Не знаю, как долго я смогу в это играть.

– Почему? Тебе больно?

– Я все чувствую, Фи. Всю тебя.

Я смеюсь, однако от своей затеи не отказываюсь.

– Сейчас я буду на тебе рисовать, а ты угадывай, что.

Майер фыркает. Я черчу пальцем кружок с расходящимися лучами.

– Солнце, – сразу же говорит он.

– Это была легкотня. Попробуем посложнее.

Я рисую купол с загнутой ручкой.

– Фи, на мне такое уже рисовали. Причем иглой. Поэтому что-что, а зонтик я всегда узнаю.

– Ладно. А так?

Я рисую облака и точки-капельки.

– Дождь. Теперь можно я повернусь, и ты сядешь мне на лицо?

– Погоди.

Я загибаю третий и четвертый пальцы, а большой отвожу в сторону и прикладываю руку к тому месту, которое находится прямо напротив сердца. Майер понял меня, но не уверен, что не ошибся. Край его брови вздрагивает. Он поворачивает голову, пытаясь заглянуть мне в лицо, замечает слезы на моих глазах, садится и берет меня к себе на колени. Моя рука все еще удерживает тот знак из языка глухонемых. Он подносит ее к губам.

– Я люблю тебя, Майер. Поняла, что буду любить, в самый первый день, когда увидела, как ты прыгаешь по лужам в стайке семилетних девочек. Я люблю тебя за то, какой ты мужчина, какой отец и какой друг. Мне было очень одиноко, пока я не нашла вас.

Глаза Майера затуманиваются. Он складывает руку так же, как сделала я, и прижимает знак к моей груди.

– Я тоже тебя люблю, Фи.

Глава 31

Сейчас

Майер

Наш номер похож на необитаемый остров, приютивший спасенных после кораблекрушения. Простыня свисает с телевизора на стол и стул, образуя нечто вроде шалаша. Внизу ворох сброшенной одежды и полотенец – обломки, прибитые к берегу волнами нашей страсти.

Кажется, я отшвырнул простыню, когда мы, в очередной раз энергично перевернувшись, запутались в ней ногами и упали с кровати. Закончили на полу, после того как я нас освободил. Коленки я себе, наверное, ободрал тогда же.

Иногда я прихожу в отчаяние. Чем сильнее насыщаюсь, тем сильнее разгорается жажда. Как будто Фи выскользнет из моих пальцев, если я не обниму ее, не оберну свое запястье ее волосами, не поцелую нежную кожу между лопаток. Она, судя по всему, чувствует по отношению ко мне примерно то же. Вчера мы вместе пошли в тренажерный зал, который здесь, кстати, крошечный. Продержались всего десять минут и опрометью бросились вверх по лестнице. Сделав из этого вывод, после обеда Фарли пошла заниматься йогой одна. Пока ее не было, я не выдержал и немножко прибрался. Застелил постель, принял душ. Потом взял книжку и с увлечением читал, пока Фи не вернулась.

Войдя, она бросила ключ на комод, уперлась рукой в бок и раздраженно заявила:

– Май, у нас проблема.

Я, слегка запаниковав, окинул номер взглядом. Она сердится, что я навел порядок? Или что сижу в кресле голый? Но я ведь помылся…

– Какая?

– Я не знала, что ты носишь очки.

Я смеюсь, ожидая очередного выпада, связанного с моим возрастом.

– Нет, – говорит Фи, медленно покачав головой, когда я дотрагиваюсь до дужки. – Оставь их.

Ее взгляд горячеет. Она раздевается и важно идет ко мне. Вся моя уборка насмарку.

Потом, пока Фарли готовится к ужину, я опять застилаю постель покрывалом, но с простыней уже не связываюсь. Пусть украшает комнату. Так уютнее.

Зеркальные дверцы шкафа отражают происходящее в ванной: путаясь в шнуре фена, Фи танцует под какую-то веселую песню, звучащую из колонки, и с улыбкой подпевает.