Все случилось летом

Тишь кругом безбрежная,
В сердце песня нежная.
Звездный плащ к земле все ниже,
Сладкий сон все ближе, ближе.

Книга захлопнулась. Спрятав ее за пазуху, Тедис резко поднялся. С лица Лапайниса медленно сходило то блаженное умиление, которое появилось с первыми строчками стихов. Оно таяло, как под лучами весеннего солнца тает корка льда, и теперь Лапайнис опять стал самим собой — грубый и наглый.

— Ну, чего ж ты! — рявкнул он, скривив рот. — Раз тебе жалко дать книжку на денек-другой, так почитал бы еще…

Загадочно улыбаясь, Тедис застегивал куртку. Не дождавшись ответа, Лапайнис продолжал:

— Я с детства стихи полюбил. Да-а. А подростком так просто с ума сходил — и сам писать порывался. Будто бес в меня вселился — вот ведь до чего доходило. Как знать, может, вышел бы второй Ян Райнис… Но отец — ни в какую. Единственный сын — и чтоб таким делом занимался… Посадил меня на землю — паши. Оно конечно, о покойнике худое говорить не положено, да зря тогда не ослушался. Глядишь, писал бы теперь стишки и в ус не дул, а тут крутись-вертись по лесосекам.

— Да, немало вам пришлось выстрадать, — молвил Тедис с глубоким сочувствием. — Это надо же, такой талант загубить…

Лапайнис подозрительно глянул на него сверху вниз, но лицо Тедиса не выражало ничего, кроме самого искреннего участия и сострадания.

— Дело говоришь, — подхватил Лапайнис. — Вижу, ты кое-что смыслишь. По крайней мере, складный стих от нескладного отличить сумеешь. Есть в тебе немного вкуса, того не отнимешь. А вот работник из тебя никудышный. Я б и в пастухи такого не взял, будь у меня прежнее хозяйство. Подумать только, от горшка два вершка, а уже водку так и хлещешь. Настоящий забулдыга. У советской власти, брат, такие не в почете… Газет, что ли, не читаешь? Насчет пятнадцати суток, судов товарищеских и тому подобное?

Тедис достал из кармана платок, высморкался.

— Что толку переливать из пустого в порожнее, — сказал он, — пойду попробую рыбку поймать. К ужину. Деньги-то пропиты.

Лапайнис уже оскалил зубы, но не засмеялся, только состроил гримасу, выражавшую крайнее презрение. На пороге Тедис обернулся:

— Вы не могли бы получить за меня мой спирт?

Кухня была переполнена аппетитным запахом, и парень старался не смотреть, как Лапайнис большой ложкой помешивает в котле варево.

— Чего? — крикнул тот. — Что ты сказал?

— Вы могли бы мой спирт получить. У меня нет посуды. Все обыскал.

Лапайнис дошел почти до самой двери.

— А ты не боишься, что я маленько… того?

Тедис только плечами пожал.

— Ладно, возьму за тебя твой спирт, — поспешил согласиться Лапайнис. А когда дверь за Тедисом затворилась и шаги его затихли, он с удовольствием произнес: — Ну и балбес! И чем он только думает!

Дождь перестал, но воздух был влажен. Хмурый небосвод опустился еще ниже над притихшим лесом, совсем сливаясь с ним в туманных далях. Черный поток внизу двигался едва-едва, будто нехотя, а волны почти не тревожили истерзанного половодьем берега.

Тедис поеживался, привыкая к холоду после жарко натопленной кухни. Даже удочка покрылась холодной росой. Но надо было идти. И он пошел.

Тропинка спускалась к воде. Вдруг его кто-то позвал. Из коровника — он стоял поодаль, на опушке леса, — вышла жена Дивпэды и, велев ему подождать, поспешила к дому. Вернулась она так же торопливо, что-то пряча под старым мужниным пиджаком, который всегда надевала в коровник.

— Я поговорить с вами хотела… — Она запыхалась от быстрой ходьбы. — Да что говорить-то… Бери, озорник, ну, бери же!

В руках у Тедиса оказался объемистый сверток. Даже сквозь бумажную обертку он чувствовал запах хлеба и чего-то еще вкусного — теплой, только что поджаренной свинины. Он и спасибо сказать не успел, даже толком не понял, что случилось, а женщины уж и след простыл. Располневшая, немолодая, в резиновых сапогах, в коричневом платке… А глаза такие строгие, серьезные. Но, может, ее вовсе и не было, может, ему померещилось?

Однако в руке был сверток. Тедис вертел его и так и сяк, пытаясь засунуть в карман, но сверток был слишком велик. Тедис подумал, что гостинец можно положить и за пазуху. Но куда же тогда девать стихи? Впрочем, книга, хоть и с трудом, умещалась в кармане.

Тедис прыгнул с берега на плот, прошел в самый конец его и там закинул удочку. Он знал, тут лучше всего клюет. Посматривая за поплавком, он ощущал на груди исходившее от свертка тепло. Черный поток, с крутизны высокого берега казавшийся безмятежным и тихим, неудержимо рвался вперед: кружились воронки, носились щепки, всякий сор.

Пойманных рыбешек Тедис тут же выпотрошил, вымыл.

В комнате он чуть не столкнулся с Капитаном. Тот проворно что-то спрятал за спину.

— Фу-ты, черт, напугал! — произнес Капитан, осторожно ставя на тумбочку кружку с разбавленным спиртом. — А я-то думал, начальник. Перед ужином, понимаешь, решил…